Темная звезда

— Ага, Осенний! Ты не ожидал подарка Эрасти! — Роман яростно надавил на серебряную рукоятку и почувствовал, что лезвие коснулось неправдоподобно белой кожи младенца, изо рта новорожденного вырвался непереносимый визг, виски Романа сдавило холодным обручем, но он не выпустил кинжала. Глаза эльфа застилал клубящийся отвратительный туман, Роман не мог видеть, как в извивающегося младенца, чье лицо уже казалось зеркальным отражением того, из Тумана, ударил черно-красный луч, вырвавшийся из кольца. И сразу же встречное давление исчезло. Светящийся эльфийский клинок с шипением вошел в плоть, и из странного создания истекла чуждая жизнь, смертельная для всего дышащего и с теплой кровью. Тело стало таять, исходя серым паром — так тает под лучами солнца кусок сухого льда. Роман стоял и тупо смотрел, как исчезает земное воплощение Осеннего Кошмара. Вскоре не осталось ничего. Только словно бы выжженное углубление на тяжелой дубовой столешнице!

— Оборони нас святой Эрасти — я, кажется, опять могу действовать правой рукой. — Симон, кряхтя, поднялся и тоже уставился на покореженный стол. — Неужели все это было здесь, с нами?

— Да, здесь и с нами! Еще немного, и я не выдержал бы! — Роман взглянул на кинжал, который все еще сжимал в руке. Лезвие на две трети словно бы истаяло. Почерневший, изглоданный обломок переходил в эфес с потухшими камнями. Кинжал был мертв.

— Как тебе удалось?

— У меня под рукой оказалось нужное оружие, — устало ответил Роман — рассказывать все как есть и делиться своими предположениями было слишком долго, а он так устал.

«Вот и все, — лодумал Роман. — Ребенка нет. Пророчество не исполнится, теперь спать. Михай, война, месть, все это завтра». Горячий толчок в руку вывел эльфа из прострации. Кольцо Эрасти сияло нестерпимым пульсирующим светом. Перед глазами Романа колыхались цветные круги и цепи. Он задыхался, не понимая, где находится. И тут же мозг пронзила чудовищная мысль. Неудача Врага означает только то, что его адепты предпримут новую, более удачную попытку. Женщину можно найти. Та же Ланка, которая вряд ли согласится отдать в чужие руки сына… Значит, опасность лишь отодвинута. Или…

Именно в это мгновение Роман наконец понял, что говорил ему Эрасти и что означают самые темные слова Пророчества:

«Эстель Оскора взойдет однажды в Осень,
Полна живой, горячей, древней крови.
Пока Эстель Оскора не погаснет,
Ее звезда другая не заменит
И те, кто свет лучей ее затеплит,
Над ней не обретут последней власти.
Она сама дорогу избирает,
И тех, кто ступит на ее дорогу…»

Глава 45

2228 год от В. И. Ночь с 24-го на 25-й день месяца Собаки.

Таяна. Высокий Замок.

Регент Таяны и господарь Тарски проснулся в холодном поту. Ланка, спавшая в эту ночь вместе с супругом, повернулась на другой бок, натянув парчовое покрывало на голову. Герцог готов был поклясться, что жена притворяется — Илана не желала знать, что с ним происходит. И поделом: когда в первый раз он вот также был разбужен среди ночи и начал лихорадочно одеваться, Лана, сев на постели, поинтересовалась, куда это он собрался. Михай в первый и последний раз повысил на нее голос. Женщина скорчила презрительную гримаску и легла лицом к стене. Годой был уверен, что она не забыла этого унижения. Тогда жена не разговаривала с ним десять дней, их помирила лишь необходимость участия в дворцовых церемониях и еще жажда власти. Годой знал, что, пока он на коне, пока он побеждает своих врагов, Илана не будет слишком щепетильной и привередливой. В противном случае она не осталась бы с ним, зная, какую роль сыграл он в гибели братьев.

Михай затянул кожаный пояс, прицепил кинжал и вышел. Один из троих стоявших на пороге опочивальни стражей-гоблинов, не говоря ни слова, последовал за регентом. Герцог изо всех сил старался не торопиться, но сила, разбудившая его, на этот раз была еще настойчивей, чем обычно. Годой непроизвольно ускорял и ускорял шаг, пока не очутился в самой старой части Высокого Замка. Здесь регент оставил стражника и ступил на узкую винтовую лестницу, ведущую на смотровую площадку. От природы тучный, Михай задыхался, но поднимался наверх почти бегом — призывавший явно терял терпение. Вот, наконец, и дверь. В лицо ударил промозглый холод осенней ночи.

Его ждали. Высокая фигура в сером сидела на каменном ограждении. Годой внутренне содрогнулся — никак не мог привыкнуть к своим союзникам, но чернобородое лицо выразило лишь брюзгливое недовольство:

— Что случилось, Ожидающий?