Темная звезда

Марита присела в реверансе; стоявший за креслом паж бросился за стульями, король милостиво, но довольно рассеянно кивнул, зато на лицах остальных промелькнули самые противоречивые чувства. Герцог Михай на один короткий миг потупил глаза, но этого было достаточно, чтобы Роман понял — тарскиец что-то скрывает и чего-то опасается, и это каким-то непостижимым образом связано с Маритой. Зато молодой Марко смотрел на видение в белых цветах с восхищением, тонкое лицо принца то краснело, то бледнело. Юноша переживал тот же всплеск эмоций, что и Марита несколько часов назад, когда впервые увидела рыцаря в синем. Герика, разряженная в тяжелое пышное платье, которое ей удивительно не шло, выглядела испуганной, и по тому, как она бросала косые взгляды на отца, можно было понять — причиной страха было настроение герцога. Еще один довод в пользу того, что тот не в своей тарелке. Годой превосходно владел собой, но дочь слишком хорошо его знала. Но самым странным было поведение Ланки, смотревшей на вновь прибывших с плохо скрываемым бешенством.

В пурпурном платье, с гранатовой диадемой в волосах, принцесса выглядела феей огня, ее прихотливую красоту еще больше подчеркивал яростный блеск глаз и румянец на высоких скулах. Илана сдерживалась из последних сил, и Роман с облегчением вздохнул, услышав музыку. На этот раз оркестр заиграл медленный плавный танец. Герцог Аррой поднялся и подал руку Марите:

— Разрешите мне.

Девушка подняла огромные глаза на Романа, тот промолчал, и она покорно пошла с эландцем. Юный Марко проводил их отчаянным взглядом. Роман обернулся и встретился с бешеным взглядом принцессы. Так вот в чем дело. Бард учтиво поклонился Герике и ее отцу:

— Я прошу дозволения.

— Дозволяю, — герцог благодушно кивнул. Возможно, внутри его и бушевала буря, но он вполне справился с собой. — А платой за этот танец будет ваша песня.

— И правда, — воспрянул Марко, — пройдемте на Виноградную террасу, только пусть вернется… дядя. Вы ведь споете для нас?

— Разумеется. Прошу вас, сударыня.

Танцевать Герика умела, но делала это без удовольствия. Этот танец, так же как и богатый розовый наряд, жемчуга и аметисты, не доставлял дочери герцога никакой радости. Девушка старательно выполняла все фигуры, но мысли ее блуждали далеко. Роман поймал себя на том, что никогда еще не встречал женщины, которая до такой степени его бы не интересовала, впрочем, это чувство, по-видимому, было взаимным.

Либр изучающе смотрел на белое лицо тарскийки, обрамленное уложенными в замысловатую прическу светлыми волосами. Она, видимо, провела немало времени в обществе его знакомца Кайтека, но почему-то не испытывала радости, нормальной для любой женщины, побывавшей в руках умелого куафера. Равнодушие Герики угнетало…

Музыканты опустили смычки, и Роман с чувством облегчения отвел свою даму, так и не сказавшую ни единого слова, к отцу. Рене с Маритой уже вернулись, и, взглянув на раздувающиеся ноздри Ланки, бард понял, что правильно угадал причину. Принцесса увлеклась собственным дядюшкой! Эта страстная натура, обожающая оружие, лошадей и рассказы о подвигах и приключениях, не могла не поднять на пьедестал легендарного героя, каковым, без сомнения, был герцог Рене.

Что ж, для Эланда это, наверное, хорошо — молодая герцогиня будет во всем помогать протектору, но чем это обернется для них обоих? Хотя зачем загадывать? Роман поклонился королю и, взяв из рук пажа гитару, последовал за ним на террасу, где уже все было готово. Краем глаза он заметил, что теперь вокруг Мариты увиваются юный Марко и герцог Михай, Ланка вошла под руку с Арроем, а король сопровождал Герику. Роман взял несколько аккордов:

— Что бы вы хотели услышать?

— Мы полностью полагаемся на ваш вкус.

— Тогда я буду петь о любви…

Шандер Гардани не имел права веселиться, даже если бы и хотел.

Граф в последнее время не доверял никому, и чем спокойнее была обстановка и беззаботнее окружающие, тем внимательнее становился капитан «Серебряных». В казармах шутили, что молодой Шандер заткнул за пояс старого Лукиана, капитана «Золотых». И действительно, честный и смелый, но бесконечно далекий от всяческой чертовщины и «верчения в мозгах» (так ветеран именовал тонкие, непонятные ему материи) глава личной гвардии короля не видел в веренице событий ничего, кроме скверного стечения обстоятельств. Пусть трагических, но случайных. «Золотой» не позволял себе задумываться, Гардани думал день и ночь.