— Это с чего ты решил, что они жених и невеста? — откровенно потешаясь, осведомился Стефан.
— А он прислал Маритке записку, она аж завизжала от радости и побежала к нему. До сих пор не пришла, наверно, женится…
— Ну и дурак же ты, — Белка не скрывала возмущения, — они оба уехали, так что ты не ври…
— Я не вру! Она эту записку еще целовала. Вы, бабы, такие дуры!
Белинда от негодования лишилась дара речи, и Стефан воспользовался моментом:
— Когда, говоришь, она ушла?
— Давно уже. Я тогда ел, а потом за мной Белка пришла.
— Ну, так она наверняка уже вернулась, просто тебя дома не было.
— А вот и нет, — Мика стоял на своем, — я ее ключ с собой взял, потому что мой потерялся…
— Он все время ключи теряет, растяпа, — фыркнула его приятельница.
— Слушай, Белка, ты знаешь, где отец?
— Он у Лукиана сидит, я видела.
— Приведи его сюда, и побыстрее!
— А что?
— А ничего. Он мне нужен.
— А ты?
— А я пока с Микой посижу.
— Толку от него!
— А ты поторопись!
— Ладно.
Белка действительно поторопилась. Не прошло и десятинки,[61]
как предводительствуемые Белиндой Гардани с Лукианом выскочили из-за угла караулки. Увидев Стефана, они облегченно вздохнули.— Что случилось? — Гардани выглядел озадаченным — Ты…
— Я уже тридцать четвертый год, как я. Мне стало полегче, и я спустился в сад. Дело не в этом. Мариту выманили подложной запиской.
— Почему ты так думаешь?
— Ее братишка говорит, что она пошла на свидание к Роману, но Роман и Рене около полудня уехали в монастырь святого Эрасти. Я думаю, девочка кому-то мешает.
— Или, наоборот, очень нравится, — проворчал капитан «Золотых». — В любом случае ее надо найти.
— Поднимайте всех! Это приказ. Пусть обыщут замок. Не нравится мне это.
— В последнее время мне не нравится все, — Лукиан был явно встревожен. Пожалуй, надо взять собак.
— Верно. Мика, беги на псарню, пусть сюда бегут Мечи и Янек со сворами.
Мика серьезно кивнул щекастой головой и, преисполненный собственной значимости, помчался исполнять поручение. Со всех сторон в садик сбегались «Серебряные» и «Золотые». Увидев принца, многие расплывались в улыбке, и Стефан понял — его любят. Почему-то это открытие его ужасно смутило, хоть и обрадовало.
К счастью, выражать свои чувства гвардейцам было некогда. Дворик быстро опустел, и на скамейке остались лишь Белка и Стефан, да у причудливых ворот мыкался десяток воинов, оставленных Шандером на всякий случай.
Рене и Роман почти бежали через ухоженный монастырский двор. Аббат Фелиций с трудом поспевал за гостями, изо всех сил стараясь отвечать на вопросы кратко и точно.
— Когда вы его нашли?
— Около полудня. Мы не думали… Его Высокопреосвященство просиживал в библиотеке с утра и до глубокой ночи и не любил, то есть не любит, когда его беспокоят. Последним его видел послушник Леон, принесший после Рассветной службы блюдо черешен. Он в монастыре около пятнадцати лет и очень предан… Его Высокопреосвященству… Дверь была заперта изнутри на засов… Его Высокопреосвященство часто так делает.
— Он кому-то не доверяет?
— Все дело в собаке, которую он, простите, очень баловал. Пес научился открывать лапой дверь и не питал никакого почтения к древним фолиантам. — Тут Фелиций позволил себе улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. — Изгонять сие животное из хранилища Его Высокопреосвященству надоело, и он стал запираться.
— А где собака сейчас?
— Мертва. Застрелена из арбалета. Кто сие сотворил, не ведаем.
Аббат был так потрясен несчастьем, что ему и в голову не пришло спросить, по какому праву светские врываются в монастырь и требуют отчета. Впрочем, было в герцоге Рьего нечто, заставлявшее повиноваться ему без лишних слов. Монастырский целитель, суетящийся у кардинальского ложа, тоже это почувствовал и покорно отошел в сторону, дав дорогу эландцу и сопровождавшему его либру. Роман склонился над хрипящим в агонии, узнавая и не узнавая того человека, с которым разговаривал еще вчера.
Иннокентий был без сознания, в углах губ пузырилась кровавая пена. Что-то предпринимать было поздно. Роман поднял сведенную судорогой руку, взглянул на ногти, тут же опустил и обратился к целителю:
— Что скажете, отец?
— У Его Преосвященства больное сердце, слабые жилы, он всегда весной жаловался на легкие, но мы не ждали несчастья так скоро…
— Вы осмотрели его руку между безымянным и указательным пальцами?
— Нет, налицо все признаки легочного кровотечения…
Так, значит, руки они не осмотрели, впрочем, это уже ничего бы не изменило. Собаку убили не зря…
— Ты полагаешь? — Герцог железной хваткой сжал плечо барда.
— Я не полагаю, я уверен. Эркард выпил яд вчера днем, к полуночи все было кончено. Кардинала, видимо, отравили утром…
— Значит?