Темная звезда

— Изволь. Но это ничем тебе не поможет Прошлое Рене как на ладони, а будущее окружает туман. Он — человек, на котором ломается дерево судеб. Его жизнью и смертью, любовью и ненавистью спасется или погибнет этот мир. Большего знать никому не дано.

— А я?

— Ты пройдешь с ним до конца пути и далее. Но что это будет за путь и сможете ли вы его одолеть, не знаю. В этом мире нет силы, что скажет вам — идите туда-то, а в конце сделайте то-то; не будет никого, кто поведет вас за руку. Вы должны догадаться сами, что делать и довести дело до конца, возможно, самой страшной ценой. Помощи ждать неоткуда, а благодарности, скорее всего, не будет.

— Что ж, долги надо платить. В этой жизни слишком много хорошего, чтоб сдаться без боя. Но не знаешь ли ты, что такое Темная Звезда?

— Это тянется из глубины веков. Землю Тарры еще топтали Первые Боги, а ни меня, ни моего храма еще не было, когда самому Омму было открыто гаргой,[98] что придет время и Темная Звезда — Эстрель Оскора укажет дорогу или к жизни, или к смерти.

— Путано и неясно.

— Как и все, что становится слишком очевидным, когда случается. Никто так и не узнал, что такое Эстрель Оскора. Звезда ли это, или что еще… О ней говорили, потом эти слова забылись на многие века, и вот сейчас… Мне о ней сказал Ушедший, Рене дважды слышал от умирающих от Агва Закта, что Темная Звезда взойдет в Таяне, и он должен быть готов.

— А что еще сказал тот, в пылающем Камне?

— Что Темная Звезда рассеивает туман над головой Рене, и это дарит миру надежду, а ему — страшную судьбу, когда смерть представляется счастьем.

2228 год от В. И. 2-й день месяца Собак.

Таяна. Гелань. Лисья улица.

— Она действительно беременна. Ребенок появится на свет в начале месяца Сирены…

— Значит, это сын Стефана, а я думала, между ними ничего не было.

— Это их дело, Лупе. Он ее любил…

— … и толкнул в руки собственного отца. Я еще могла бы это понять, будь он действительно калека, но Роман, судя по всему, его все же вылечил. Нет, Симон, я не осуждаю их за то, что они обошлись без церковного благословения. Хотя от этой овечки я такого не ожидала…

— А я, скорее, не ждал от Стефана… Положи-ка мне еще… Спасибо. Так вот, Герика всегда была готова подчиниться, тем более Стефану, к которому была искренне привязана. А вот он, мне казалось, был слишком кавалером, чтоб этим воспользоваться.

— Может, он хотел увидеть ее на троне матерью наследника.

— Женись он на ней, ничего бы не изменилось. Даже умри Стефан раньше отца, его ребенок так и так наследовал бы корону. — Маленький медикус с наслаждением отхлебнул из расписанной синими цветами чашки и бережно поставил ее на блюдце. — Я еще раз убедился, что чужая душа — потемки. И так ли уж безумен был Зенон, когда поднял нож на родного брата? Говорят, он любил свою невесту…

— Прекрати, — Лупе с досадой отодвинула деревянную баклажку со сметаной — мы не должны думать плохо ни о Стефане, ни о Рене, ни о Романе, иначе мы сойдем с ума… Важнее решить, что нам делать с беременной королевой и ручной рысью, особенно если нагрянет твой брат.

— Он еще, кстати, и твой муж!

— Да помню я, помню, но он, прежде всего, пьяница и болтун. Ты представляешь, что будет с нами со всеми, если узнают, куда девалась Герика?! Ее надо увезти отсюда.

— Невозможно, — Симон встал, словно давая этим понять бесполезность споров, — женщина очень слаба, находится на грани помешательства, она может потерять ребенка в дороге. И к тому же выдать нас всех. Дождемся родов, другого выхода я не вижу. Через полгода ее наверняка перестанут искать, решат, что бросилась в Рысьву или провалилась в какой-нибудь потайной ход. Весной мы все благополучно переберемся в Арцию, оттуда через Гверганду в Идакону. Если же заявится Родолъф, придется поить до бесчувствия и подправлять ему память.

— А Преданный?

— С ним легче всего. Зверюга умнее нас с тобой. Чуть стукнет дверь, он уже в чулане под лестницей. И, знаешь, мне как-то спокойнее, когда он в доме. Ладно, малыш, я пошел. Сегодня у меня господин Став, вдова пирожника с Каравайной, близнецы Войяты и этот дурной Адам.

Симон с кряхтеньем облачился в аккуратненькую оранжевую мантию, дававшую право ночью выходить на улицу без специальной бирки, выдаваемой уличным приставом, взял увесистую сумку со снадобьями и вышел, чмокнув невестку в худенькую щеку. Лупе машинально закрыла дверь, убрала со стола и, поставив на поднос кувшинчик с молоком, свежие лепешки и блюдце с медом, поднялась на чердачок. До недавнего времени там царствовал Симон, хранивший в самом сухом месте в доме запас трав и колдовавший над своими микстурами и порошками. Медикус засиживался наверху допоздна, нередко там и ночевал, а уходя, тщательно запирал дверь на несколько замков. Предосторожность была не лишней — охочий до выпивки единоутробный братец, как мотылек к свече, стремился к изготовляемому Симоном из вина прозрачному зелью, на котором лекарь настаивал травы.