Темная звезда

— Кто-то желает добавить к уже сказанному? — Феликс обвел глазами собравшихся и, не дождавшись ответа, поднялся. Все было ясно. Конклав признает притязания Михая Годоя и отказывается отлучить его от Церкви. Правда, сторонников у нового Архипастыря оказалось намного больше, чем он рассчитывал, и среди них такие влиятельные люди, как Иоахиммиус и Максимилиан. Более того, эти двое практически открыто предложили свою дружбу, а она стоит дорого. Все было бы не так плохо, если бы… Если бы Рене был жив и находился в Эланде. Герцог мог заступить пути любому вторжению, а за это время Конклав изменил бы свою точку зрения и, вернее всего, пусть с неохотой, но поддержал бы предложения Феликса.

Увы, Рене Аррой, скорее всего, предательски убит, а значит, на его воинский талант и железную волю рассчитывать не приходится, а посему придется пойти на раскол Конклава, благо пастыри разделились почти поровну. Феликс решился.

— Братие! — Голос бывшего рыдаря звучал спокойно и твердо. — Прежде чем я оглашу решение, призываю всех обратиться к покровителю нашему Святителю Эрасти, дабы он укрепил наш дух и наставил на путь истинный. Ибо тяжко блуждать во тьме без светоча, но еще более тяжко принимать решения, не преисполнясь благодати. Так воззовем же к Пресветлому Эрасти, дабы он отверз глаза наши и просветил тьму, в коей мы, неразумные чада Творца, обретаемся. Пусть явит он нам свое откровение — достойно ли нам терпеть в Таяне богопротивного узурпатора и должны ли мы призвать всех чад Церкви Единой и Единственной, дабы дать отпор притязаниям Михая Годоя?!

Феликс, тяжело и уверенно ступая (походку он перенял у покойного Филиппа), спустился с возвышения и прошествовал к выходу. Клирики двинулись следом. Как-то так случилось, что когда члены Конклава предстали пред алтарем, те, кто поддерживал Феликса, и те, кто не был с ним согласен, разделились. Первые заняли места слева от Архипастыря, вторые отошли по правую руку, а несколько церковников, так и не определившихся до конца, упорно следовали след в след за Феликсом. Архипастырь преклонил колени первым, и тут-то все и произошло.

Кардинал Трефилий с криком отбросил от себя посох — серебряный плющ, которым тот был обвит, обернулся большой, бледной змеей. Гадина яростно зашипела в лицо кардиналу, но кусать не стала, а, соструившись вниз, исчезла в разверзшейся и тотчас закрывшейся щели в дубовой панели. Лишенный привычного украшения валяющийся на блестящих плитах посох казался непотребной палкой, забытой в храме случайно забредшим бражником. Трефилий беспокойно топтался на месте, не зная, что делать, и тут кто-то вскрикнул, указывая на Иоахиммиуса. С посохом того также происходили метаморфозы, но совсем иного порядка. Серебряная ветвь оживала, превращаясь в настоящее растение. Более того, меж зазеленевших листьев появились цветочные бутоны, которые наливались на глазах и в конце концов лопнули. Невероятной красоты серебристо-голубые цветы расточали дивный аромат. Церковники застыли как громом пораженные, — одно дело твердить верующим о чудесах и совсем другое — сподобиться узреть чудеса воочию.

Первым опомнился Феликс, бывший ранее свидетелем еще более впечатляющей демонстрации воли Святителя Эрасти. Он один успел заметить изящную фигуру на хорах, прижавшуюся к резной деревянной панели. Астен Кленовая Ветвь догадался, что Архипастырю может помочь только чудо, и… совершил его.

— Благодарю тебя, Святитель, за знамение твоей воли, — с чувством произнес Архипастырь, — теперь мы знаем, что те, кто готов к переговорам с Годоем, несут миру зло, те же, кто призывает к Святому Походу, угодны Творцу!

Спорить никто не посмел. Иоахиммиус благоговейно сжимал увитый цветами посох, а Трефилий так и не рискнул поднять то, что некогда являлось знаком его духовной власти. Эльф на хорах мечтательно улыбался дивными синими глазами.

Глава 41

2228 год от В. И. 6-й день месяца Собаки.

Эланд. Идакона.

— Не нравится мне это, — на лице всегда спокойного Димана играли желваки. — Что может нам сказать этот слизень, чего мы уже не знаем?

— Просто играет в отсутствие Рене в Великого герцога, — Лагар презрительно махнул изувеченной во время осенней бури рукой. — Объявит нам то, что ему сообщили из Таяны, и думает, что мы будем поражены.

— А кто-то знает, ЧТО ему сообщили? — Старый Эрик Коннак был предельно серьезен. — Сказано — не бойся бури, бойся жуков, грызущих твою мачту…

— Ты всегда ненавидел герцога, — откликнулся высокий темноволосый маринер.

— Из него такой же герцог, как из меня Великомученица Циала, — Эрика аж передернуло от отвращения, — если б я не потакал Рене в его невысказанном желании когда-нибудь снова удрать в море, я бы заставил его принять корону… И все было бы иначе.

— Я всегда ценил ваши слова, дан Эрик, — Лагар виновато улыбнулся, — но не вы ли говорили, что Счастливчик Рене всегда возвращается.

— С моря — да, но сейчас его занесло в эти мерзкие горы… Нет, я второй день не нахожу себе места. Что нужно от нас этому ничтожеству?