«Век сытого лета» наложил свой отпечаток на все. Несмотря на объявленный Амброзием запрет выходить на улицу по ночам и страшные угрозы, пятеро вооруженных до зубов людей преспокойно добрались до обители. Феликс «вспомнил» о потайном ходе, который вроде был тут двадцать лет назад и который ему показала одна «знакомая» монахиня-госпитальерка, иногда позволявшая себе маленькие плотские радости. Добори вроде бы поверил. Ход, разумеется, оказался на месте и привел куда нужно. А именно, к монастырской тюрьме. Разбуженный сонный клирик-надзиратель безропотно подчинился приказу ночных гостей. Последние лет двадцать его «постояльцами» были лишь злостные нарушители постов и прелюбодеи, каковых держали на хлебе и воде недели по две-три в воспитательных целях.
Может быть, Роману показалось, но, похоже, тюремщик был даже рад похищению старого библиотекаря — в его глазах не читалось тупой жестокости, присущей тем, кто зарабатывает себе на хлеб, издеваясь над ближними. Камера брата Парамона была большой и пыльной. Толстяк-библиотекарь съежился в углу — груда тряпья на охапке окровавленной соломы. Над ним хорошо «потрудились» — лицо превратилось в сплошной кровоподтек, один глаз совсем заплыл, очков не было и в помине.
Не переносивший, как и большинство эльфов, бессмысленную жестокость, Роман выругался сквозь зубы очень по-человечески. Добори с уважением взглянул на «сына» якобы барона — столь сложная комбинация даже в пору молодости славного вояки (а с той поры, как известно, все измельчало) была под силу лишь самым опытным ветеранам.
Феликс подошел к забившемуся в угол библиотекарю, прошептал ему несколько слов, тот сначала изумленно уставился на пришедших единственным глазом, а потом не очень успешно попытался встать. К сожалению, Роман не рискнул применить свои лекарские таланты — сын провинциального барона мог оказаться сведущ в оружии, но уж никак не в целительстве. Пришлось тащить спасенного чуть ли не на руках. К счастью, тот был хоть и упитан, но невысок, а Рафал и Ласло были ребята крепкие. Добори, довольный вылазкой, крепко связал с готовностью подставившего руки ключаря, и компания направилась назад.
Роман лихорадочно думал, как отделаться от новоявленных приятелей и свернуть к храму, но тут застонал Парамон, и Феликс предложил передохнуть и на первый случай обработать раны. Хотя бы вином из фляги. Процедура была болезненной, но толстенький клирик терпел, заглушая боль рассказом о своих злоключениях. О том, как именно был убит Филипп, он не знал. Среди ночи его выдернули из постели, избили и бросили в темницу. Спрашивали о знаменитой гравюре, но, поскольку бедняга ведать не ведал, куда она делась, выдать тайну он не мог при всем своем желании. Больше ни о чем библиотекаря не расспрашивали. А зря. В его ведении находились не только книги и рукописи, но и реликвии неизвестного назначения, принадлежащие почившим иерархам и по причине своей непонятности или излишней отдаленности от дел церковных не выставляемые на глаза верующих.
Внезапно Парамон прервал сам себя, глухо вскрикнув и указав дрожащей рукой в сторону темнеющей громады главного храма. Величественное здание было полностью погружено во тьму, выделяясь черным силуэтом на фоне темного же неба. И уже не виделись, а лишь угадывались еще более темные провалы окон. И на фоне этой черноты двигалась светящаяся точка — кто-то шел с фонарем. Сын заезжего барона метнулся в темноту.
Эльфийские глаза позволили Роману рассмотреть ночных гостей довольно четко. Один — худой, сутуловатый, в кардинальской мантии — не мог быть не кем иным, как будущим Архипастырем Амброзием Первым, второй — низенький горожанин — был барду неизвестен.
Парочка затерялась среди скульптур, стоящих на ведущей к входу в храм пышной лестнице, послышалось позвякивание ключей и скрип петель. Роман бросился назад. Его ждали с нетерпением, он же, как и положено деревенщине, хриплым шепотом выпалил:
— Двое — горожанин и какой-то ваш церковник. Из важных, по-моему. Вошли в храм.
— Чего им там делать? — деланно удивился барон.
— Кощунство! — пискнул библиотекарь. — После тушения огней в дни траура этот храм неприкосновенен.
— Надо посмотреть, — отрезал Добори. Это было к лучшему — Роман не собирался до времени демонстрировать свои магические навыки и кощунственные намерения. Для славного капитана они должны были как можно дольше оставаться провинциальными дворянами, ввязавшимися в ночную авантюру исключительно из-за выпитого за ужином вина и неприязни к новым властям. Войти в храм труда не составило — ночные гости даже не удосужились закрыть за собой дверь, но скрип створок мог привлечь внимание Амброзия, потащившегося среди ночи туда, куда ему никак не следовало бы заходить. Если, разумеется, он чтил каноны.