Роман, не отрываясь, следил за невероятным зрелищем, в глубине души презирая себя за эльфийские предрассудки, не дающие ему слиться с танцующими, и дивясь странному единению духов и человека.
– Кто бы мог подумать, не правда ли, эльф? – Низкий бархатистый голос вывел его из транса, и Роман вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним на залитой голубым светом траве сидела старая болотница – единственная, кто не принимал участия в пляске.
– Кто бы мог подумать, – повторила старуха, – что человек поведет за собой Пляску Ночи...
– Он не обычный человек, матушка, – откликнулся Роман.
– Хорошо, что ты это понимаешь...
– Но откуда о нем знаешь ты?
– Знаю, и все. Когда я вас увидела, я поняла, что началось...
– Что началось, матушка?
Болотница какое-то время не отвечала, следя глазами за безумствующим хороводом, потом повернулась к Роману и, сверкнув зелеными очами, властно сказала: “Идем!”
Бард решительно вложил пальцы в протянутую ему сморщенную широкую ладонь. Он уже ничему не удивлялся. В глаза бросились звездные брызги, раздался тонкий мелодичный звон, как от лопнувшей струны, и они оказались на поляне, заросшей ровной мягкой травой и желтыми пушистыми цветами.
Яркий лунный свет заливал окрестности, и Роман увидел, что поляна эта постепенно переходит в бугристую равнину, местами заросшую гибким тростником. Неистовая луна позволяла рассмотреть на краю луга серебристые метелки путеводной травы илиссиса, растущей на болоте там, где человек может пройти, не рискуя утонуть. И тут он понял, что находится в самом сердце топей, что под ним бездонная пропасть, заполненная вязкой грязью, а прелестные золотые цветы не что иное, как слезы елани, вырастающие, как гласят легенды, из глаз утонувших. Однако ноги Романа твердо стояли на земле, хотя к зеленой магии он не обращался. Не веря себе, бард оглянулся на свою спутницу. Та засмеялась:
– Верно, эльф, мы в самой середке Кабаньей топи. Сюда иногда добирались люди, но без моего разрешения еще никто не выходил. Это место все еще принадлежит мне, и только мне...
– Значит, ты?
– Да, я Уцелевшая[47]
, – старуха засмеялась, – о нас еще помнят, это приятно.– Помнят, но считают не более чем легендой.
– Для людей вы, эльфы, тоже не более чем легенда...
– Это правда. Но как ты...
– Не будем вспоминать то, что было... Или не было. Поверь, я с удовольствием многое позабыла. Поговорим о том, что есть, вернее, о том, что может случиться.
Меня мало волнует, за что убивают друг друга люди, почему и куда делись эльфы и кто из духов жив, а кто ушел в небытие... Любая часть мира вольна исчезнуть или измениться, но сам мир должен жить... Даже без нас. Даже без вас... – старуха требовательно уставилась на Романа, и тот пробормотал что-то вроде “Да-да, я понимаю”.
– Ничего ты не понимаешь... Ничегошеньки. Вот поживешь с мое, тогда, может быть. Короче, я чувствую, что что-то сдвинулась, и не успеет эта трава поблекнуть и покрыться снегом, как все повиснет на волоске.
То, что произошло утром, – первое дуновение пробуждающегося зла. Я пока не уверена, что узнала его, все слишком расплывчато, но не сомневаюсь, что корни, как им и положено, таятся в далеком прошлом. А раз так, мы его постигнем. Это первое, что я хотела тебе сказать. Второе. Правильно ли я поняла, что тот человек, которого убил... м-м-м... Осенний Кошмар, – родня твоего друга?
– Адмирал Аррой мне пока не друг.
– Друг до последнего дыхания, и ты это знаешь не хуже меня. Так кто был погибший?
– Как будто внебрачный сын его племянника.
– Значит, кровь одна. Можешь назвать меня выжившей из ума жабой, если тварь не подстерегала именно герцога Арроя. Чудище обманулось, но его хозяева быстро поймут, что произошла ошибка, так что готовьтесь к худшему.
– Но чем им мешает Рене? Если бы речь шла о политике, я бы понял, но магия... Какое он к ней имеет отношение?
– Сейчас мы с тобой договорим, и я приведу сюда еще и Рене. Возможно, удастся узнать о нем даже то, чего он сам о себе не подозревает, а пока закончу с тобой.
Болотница что-то невнятно пробормотала, и трава расступилась, явив окно черной блестящей воды. Затем озерцо взволновалось, вода с тихим плеском расступилась, и из глубин поднялся камень. Белый, полупрозрачный, с фиолетовыми прожилками и точками.
Роман смотрел, как стекают по переливающимся аметистовым граням посеребренные луной капли. Старуха пробормотала еще что-то, и камень окутался холодным лиловым огнем. Эльф не мог отвести взгляда от танцующих языков пламени, он даже не почувствовал, как ему на плечи легли руки старухи.