Темнее, чем янтарь

— Этим занимались Мак и Грог. Они как-то там устраивали, что письма приходили со штемпелями Толедо, Сиэтла или Нью-Йорка. И они сразу же, как мы снимали клиента и узнавали его имя, наводили о нем справки: семья, партнеры, какой счет в банке. Слишком богатых и важных мы не трогали. Если все оказывалось в порядке, они давали нам знать и мы переходили к активным действиям.

— Вот так все просто? — вздохнул я.

— Ну, не скажи. Конечно, многое зависит от девушки. Схема у всех одинакова, но каждая из нас ведет… вела себя с мужчинами по-разному. У Ди-Ди были свои приемы, у меня свои. В Тами было больше экзотики, и она этим пользовалась. В принципе, наверно, Ди-Ди умела уложить клиента в постель быстрее других, но я-то знаю, что если покажется, будто девушка чересчур легко дала себя уговорить, можно все испортить. Одного я натянула на себя только за день до отплытия. Ох, и веселились же тогда Тами и Ди-Ди!

Я прервал этот поток пикантных воспоминаний. Пришлось потратить массу времени, чтобы подробно изложить все это в более или менее подходящей форме. Труднее всего было выжать из нее имена клиентов. Из четырнадцати она с трудом вспомнила девять, причем в двух была не уверена, а потом забуксовала. Зато суммы она помнила хорошо. Четырнадцать операций принесли банде четыреста тысяч долларов.

Часа в два ночи она закапризничала:

— Милый, у меня так устала рука. Может быть, хватит?

— Отдохни, пока я все перечитаю.

Эти пятнадцать страниц, исписанных нетвердым детским почерком, не оставят равнодушным ни одного служителя закона. Я задумался. Она сидела, свесив голову, безучастная ко всему. Вряд ли удастся выкачать из нее еще что-нибудь существенное.

— Хорошо, Дел. Еще чуть-чуть закончим. Готова? Пиши:

«Я не собираюсь ничего говорить Ансу. Может быть, я оставлю ему прощальную записку».

— Абзац.

«Я сожалею, что причинила зло этим людям, и надеюсь, что своим поступком и этим письмом я смогу частично искупить свою вину».

— Абзац.

«Прими мою душу, Господи».

— Теперь подпиши, Дел.

Я следил через плечо, как она выводит: Адель Уайтни. Немного подумав, она подняла на меня глаза:

— Вообще-то это не настоящее мое имя.

— Напиши и настоящее.

«Джейн Адель Сташланд», — написала она и швырнула ручку, поставив при этом кляксу пониже подписи. Вскочив, она прижалась ко мне. Ее голова не доставала мне даже до подбородка. Я осторожно обнял ее.

— Ты ставишь мне пятерку, учитель?

— Пять с плюсом, Джейн.

Она мгновенно отпрянула от меня.

— О, не называй меня так!

— Прости, дорогая.

Она сладко зевнула.

— Как я устала! У меня совершенно нет сил. Тебе придется раздеть меня самому, милый. — Она еще теснее прижалась ко мне.

— Нам обоим надо как следует отдохнуть, моя прелесть. Завтра трудный день.

— Что-то это странно, — с прохладцей в голосе отметила она. — Может, с тобою не все в порядке?

«Монику» сильно качнуло, и она вынуждена была высвободиться из моих рук, чтобы не упасть. Судя по всему, мы входили в канал Нью-Провиденс.

— Завтра мы будем в безопасности в Лодердейле, — сказал я, бережно складывая ее исповедь и пряча ее в конверт, — и ты сможешь убедиться, в порядке ли я. Прежде чем поднести спичку, нужно подготовить дрова.

— Посмотрим, — сказала она, окинув меня недоверчивым взглядом с головы до ног. Подхватив свою сумку, она исчезла в ванной.

Воспользовавшись ее отсутствием, я разделся и сложил одежду рядом со своей кроватью, с противоположной от ее постели стороны. В потайном кармане брюк лежали толстый конверт и ключ от каюты. Выключив свет, я залез под простыню и сделал вид, что сплю.

Скрипнула дверь, и Дел показалась на пороге ванной. Я наблюдал за ней сквозь ресницы. Тяжелые волны светлых волос скрывали ее плечи. То, что она называла пижамой, оказалось блестящим полупрозрачным одеянием, оканчивающимся в четырех дюймах выше колен. Ничего не скажешь, подходящий костюм для самоубийства.

Она погасила свет в ванной, и в каюте стало совершенно темно. «Моника» приятно покачивалась на волнах, откуда-то из глубины доносилось равномерное урчание двигателя.

Я почувствовал, как моя кровать прогнулась от тяжести второго тела и прохладная рука нащупала мои колени.

— Почему ты не хочешь меня? Я не нравлюсь тебе? — еле слышно зашептала она. — Или все, что ты говорил, было ложью? Слова так мало значат. Как же мне узнать, правда ли это или нет? Как мне это почувствовать, Тревис, дорогой? Ведь они хотели убить меня. Мне страшно. Мне и сейчас страшно. Пожалуйста, милый мой, помоги мне. Приласкай меня. Мне так нужно немножко любви. Только когда я буду совсем твоей, мне станет легче. Нам будет очень хорошо вдвоем. Пожалуйста, прошу тебя…