Темнейший путь

— Ты же всё равно тут кровью истечёшь без помощи… — словно оправдываясь, сказала она и достала стрелу.

В уме Мордана само собой вспыхнуло отражающее заклинание, тренькнула тетива, стрела свистнула и отскочила от невидимого барьера. Мордану показалось, что он в рывке поднял валун размером с корову. Если она пустит вторую стрелу, отразить её сил уже нет.

— Ну и дурак! — сказал Белка. — Тебе же помочь хотела, чтобы не мучился. Прощай!

И она исчезла за краем распадка.

К полудню, когда солнце стояло в зените, Мордан окончательно охрип. Он звал на помощь с самого рассвета. Всю свою волю, все силы он сосредоточил на том, чтобы не потерять сознание и дозваться хоть кого-нибудь. Но никто не шёл. В горле пересохло, язык прилипал к нёбу, в голове мутилось, но он продолжал хрипеть из последних сил: «Помогите! Помогите! Помогите!». Надежда давно покинула его. Он звал из одного лишь злого упрямства. Просто потому, что ещё мог. Назло всем — эльфам, оркам, людям и богам, аэдра и даэдра, живым и мёртвым!

— Помо… ги… те…

Над серым неровным краем распадка показалась крупная серая кошачья морда с умными зелёными глазами.

— Человек звал на помощь?

Глава 3 Каджит каджита не обманывает

Колёса поскрипывали, кибитку потряхивало на дорожных камнях, под пологом царил душный жёлтый полумрак, было тепло и пахло чем-то сладко-пьянящим. Слева от Мордана была полотняная стена кибитки, справа на подушках полулежал Отец. В ногах у него, скрестив ноги, сидела Мать, вокруг которой лазили, пища и хихикая, котята. Выход из кибитки перегораживала широкая спина Воина, прикрытая пластинчатым стальным доспехом. Отец дремал, Мать вяло отпихивалась от осаждавших её котят, а Мордан лежал на спине — ничего не говоря, не шевелясь. Если бы его глаза время от времени не мигали, Мордана можно было бы принять за труп.

— И всё же Бажар-до не понимает, — сказал Воин обернувшись и обращая свой вопрос в глубину кибитки, — зачем Дро'зарр-Дар подобрал человека? Какая от него польза каджитам?

Отец приоткрыл один глаз.

— Есть такая побаска, — заговорил он густым ленивым голосом. — Ехал как-то раз фермер-норд по дороге. Вдруг видит: на дороге лежит коровья лепёха. Он взял эту лепёху, положил себе на телегу и сказал: «В хозяйстве пригодится». А через год норд приехал на это же место, положил лепёху туда, где взял, и сказал: «Не пригодилась».

Воин пару мгновений думал над услышанным, а потом расхохотался. Засмеялась Мать, усмехнулся и сам Отец.

— Дро'зарр-Дар вернёт человека туда, где нашёл, если он не пригодится? — спросил Воин, отсмеявшись.

— Может быть, — ответил Отец, зажмуриваясь.

Плавное колыхание кибитки убаюкивало, веки сами собой опускались, но стоило Мордану соскользнуть в неясные видения первосонья, как перед ним оказывалась Белка, которая медленно доставала из-за спины лук, надевала тетиву, брала стрелу, оттягивала её до своего заострённого уха, отпускала, и Мордан, вздрогнув, распахивал глаза.

Вечерами на стоянках Мордан так же безучастно лежал на земле, а Мать, приподняв ему голову, кормила его с ложки чем-нибудь жидким. Он покорно глотал, но сам никогда не просил ни еды, ни питья. Только нужду он справлял без посторонней помощи два раза в день — утром и вечером.

Мордану не хотелось жить. Он терзал себя вопросами: зачем он так отчаянно звал на помощь в том распадке, что его услышали в проезжавшем рядом караване каджитов, и разумные прямоходящие коты вытащили и спасли его? Почему он просто не истёк кровью? Для чего отразил ту самую стрелу?