Темница тихого ангела

Произнес эти простые слова, и сердце у него сжалось. Дух перехватило от ощущения полета.

Почти семь месяцев назад он, щурясь от прожекторов и блицев, взошел на сцену кинотеатра «Кодак», не веря в происходящее, думая, что счастья выше того, что свалилось на него внезапно, быть уже не может. Но все последовавшее за тем он принимал как должное, ожидая новой порции успехов, славы и поклонения. Это было семь месяцев назад, и полгода назад, и совсем недавно, но осталось в далеком прошлом, где, вероятно, и сейчас пребывает другой Торганов – маленький, потерявшийся в огромном городе. Смотрит из окна своей квартирки на призрачные верхушки утренних деревьев Центрального парка, ожидая восхода солнца, которое, возможно, и не взойдет никогда, потому что солнце вот оно – рядом, сидит рядом на диване, можно прижать его к себе и согреться душой…

Все может быть. В жизни, в отличие от книг, может случиться всякое…

Можно заснуть, обнимая свое счастье, можно проснуться внезапным утром. Проснуться и увидеть другой мир…

А можно лежать, не открывая глаз, прекрасно зная, что там, за ресницами, лежать, боясь пошевелиться, потому что чувствуешь, как легко и ровно бьется сердце маленькой птички счастья, уснувшей на твоем плече.

Солнце, осветившее двор детства, отразилось в прозрачных весенних лужах и в окнах домов. Зачирикали счастливые воробьи, и ветер, пролетая над городом, постучал в открытую форточку. Коля прижался к стеклу, чтобы увидеть все происходящее внизу и оставить эту картину в своей памяти навсегда: мир, усыпанный зелеными веснушками набухших почек, первые, оробевшие от своей наглости, желтые цветочки на газонах среди редкой травы и прелых осенних листьев, скамейка под кустами, а на ней одноклассники: Серегин, Бородавкин, Вадик Разумовский, через пять лет погибший в Чечне… Оцепеневшие от захлестнувшей мир красоты, смотрят они вслед худенькой однокласснице, прошедшей мимо и растаявшей в ослепительном ореоле проснувшейся жизни.

Зачем спешишь ты, радость моя, за солнечным лучом, угасающим в бледной полосе вечерней зари над серым провалом далекого и равнодушного озера? Вспомнишь ли то свежее утро, и что прозвучит в твоей памяти потом, кроме тяжелого эха шагов равнодушного бытия в гулких коридорах монастыря и тюрьмы?

Никто не знает своего будущего, а оно всегда идет следом и подгоняет пинками к мрачной бездне. И не в силах человека ухватиться за мечту и удержаться в пространстве, где нет разочарований и боли. Достаточно просто любить то, что уже дано судьбой, и принимать мир таким, каким хочешь видеть его в своем сердце.

Глава десятая

9 лет назад

Телефон Шабанова не отвечал. Он не был выключен, просто Пал Палыч не отзывался на звонки. Несколько раз Рощин звонил в офис, но и там отвечали, что не знают, когда прибудет начальство. Это походило на сговор. На заговор – вряд ли, потому что все слишком явно: Шабанов решил на какое-то время скрыться и предупредил своих секретарш, чтобы те его прикрыли. В недавнее, еще советское время так действовали мелкие конторские служащие, которые перед окончанием рабочего дня вешали на спинку служебного стула свой пиджак, предполагая с утра не являться на работу, а когда начальство начинало разыскивать отсутствующего сотрудника, предупрежденные заранее коллеги в один голос отвечали: «Да он здесь где-то, только что сидел за своим столом. Может, покурить вышел». И указывали на пиджак. Но теперь действовать подобным образом нелепо, и не только потому, что Шабанов уже не мелкий клерк, каковым, впрочем, никогда и не являлся, а крупный предприниматель, руководящий многими компаниями – руководил, конечно, не он сам, а опытные менеджеры, но за результаты их деятельности отвечал именно Пал Палыч. Каждую секунду он должен был находиться на связи, так как порою упущенное мгновение могло вызвать огромные финансовые потери.

Наконец Шабанов отозвался.

– Прости, Миша, – сказал он, – не смог принять твои звонки, был в Шереметьеве, провожал дочку и ее мужа в Штаты. Хотелось побыть с ними подольше, а то когда еще увидимся!

Это тоже глупость: провожал он ее, судя по отсутствию связи, никак не менее шести часов. К тому же Лариса почти две недели провела в Москве, и вряд ли стоило ехать с ней до аэропорта. Но Рощин не стал говорить об этом.

– Надо срочно увидеться, – сказал он.

– Давай завтра с утра пораньше в офисе, – предложил Пал Палыч, – а то…

– Немедленно! – не дал ему договорить Рощин.

– К чему такая спешка? – удивился Шабанов. – Я раньше семи все равно не успею. Да и к тому же целый день ничего не ел. Если ты не против, может, в девятнадцать тридцать встретимся в одном ресторанчике на Тверской? Там тихо, есть отдельный кабинет, мы спокойненько поужинаем и поговорим. Запомни адрес…

– Если ты говоришь о том заведении, которое прикупил недавно, то я знаю, где оно находится. И потом, разговор будет серьезный.