Я виноват в том, что однажды притащил того несчастного щенка домой. Тетя боялась собак до крайней степени. Она так сильно любила меня, что решила бороться со своими страхами и не запрещать мне заводить животное. Но ее страхи были не беспочвенны. Она сама родилась раньше срока из-за того, что на ее беременную мать напала такая же немецкая овчарка. Начались преждевременные роды, в ходе которых ее мама умерла. Это сейчас я понимаю, какую ужасную ошибку совершил, заведя этого пса. Какую боль я причинял тете своим поступком, ведь она постоянно, глядя на этого пса, видела в нем убийцу своей матери. Со временем, она начала привыкать к псу, который рос как на дрожжах. Подкармливала его, гладила. Даже полюбила его. Но несмотря на это, все, что связано с собакой, она делала с какой-то осторожностью, опаской. Может, это говорили в ней не до конца переборотые страхи, а может она интуитивно предчувствовала что-то…
В один прекрасный день, вернувшись с магазина, я не нашел тетушку ни на кухне, ни в своем любимом кресле. Я точно знал, что дядя работает, как обычно, в подвале. Она, наверное, понесла ему поесть. Дверь оказалась приоткрыта. Сначала я ничего плохого даже подумать не мог. Знаете, если кто-то говорит, что человек сразу же что-то начинает подозревать, ну прямо вот чувствовать – вранье. Когда действительно происходит что-то плохое, человек даже подумать о самом страшном не может, ведь это не укладывается в повседневную жизнь. Поэтому люди не могут месяцами поверить, что кого-то из близких больше нет. Я спросил в зияющий проем подвала: «Есть там кто?» – но ничего, кроме радостного лаянья пса, который услышал долгожданный голос хозяина, не было слышно. Значит, тетя снова посадила пса в подвал, чтобы он ей не мешался и не разносил грязь по дому, пока она убирается. Теперь все стало на свои места. Значит тетя, скорее всего, убирается в одной из комнат на втором этаже. А дядя, наверное, снова уехал договариваться насчет досок.
Я остановился на последней ступени, когда на меня выскочил радостный пес. Он прыгнул на меня, я начал его чесать и гладить, пока не увидел, что он меня пачкает. На моей рубашке были пятна чего-то багрового. Значит, этот пес опять разлил пропитку для дерева, и нужно было срочно убрать в подвале, пока дядя не увидел. В подвале горела тусклая лампочка, к свету которой очень сложно привыкнуть глазу, и, напрягая зрение, я пытался осмотреть подвал. Но свет не мог гореть, когда там никто не работал. Чем четче становились предметы вокруг меня, тем ближе подходило осознание, что что-то не так.
Спустившись до конца, я встал в лужу чего-то липкого. Теперь я уже не был так уверен, что это пропитка. Огромная лужа. Огромная багряная лужа. Шкафы, инструменты, станок, стол – и она посреди комнаты. Но никого не было. Смущал только огромный рваный мешок, стоявший в углу, и выглядывавший на меня из-за большого столярного стола. Я подошел ближе. Сердце почему-то стало яростно колотиться. Еще ближе. Я чуть не упал в обморок. Это был не мешок. Это была спина моего дяди.
Врач внимательно смотрел на Алексея, сидя рядом на его кровати. Он поглядывал на часы, поправлял очки, но не прерывал рассказ. В дверях стоял его коллега, сжимая в руках историю болезни второго пациента, который приподнялся со своей койки. Коллега тоже внимательно слушал рассказчика.
– Он был еще жив? – решил уточнить врач.
– Нет, лужи были довольно большими и подсохшими, то есть он уже давно сидел там. Да и как я ему мог помочь? – Алексей развел слабыми руками, которые дрожали от любых манипуляций.
– Необходимо было срочно вызывать скорую, а не предполагать! Вы виноваты не только в том, что завели эту собаку, но и своей халатности! – врач, конечно, судил со своей колокольни, ведь на его практике действительно были случаи, когда можно было спасти жизнь, доставь больного на пару минут раньше.
– Какую скорую? Вы о чем? Я же говорил, что практически за городом живу, ближайший таксофон, может быть, где-то в километре от дома! Я пока бегал, он уже остыл бы, а потом еще ждать фельдшера столько же! – Алексей был полностью уверен в своих словах, и не разделял негодования накинувшегося на него врача.
– Какой еще таксофон?
– Ну, обычный. Звонить чтобы. Вы не знаете, что это такое? В телефоне дядя не видел пользы, поэтому я только после этого случая его и провел. С заявками намучился, конечно, в списках на очередь полгода прождал, – Алексей углубился во что-то свое, не совсем понятное окружающим.
Мужчины в белых халатах переглянулись, недоумевая, только у соседа по палате не дернулся ни один нерв на лице. Он даже взгляда от рассказчика не отвел. Врач в очках, видя невозмутимость Егора, подумал, что он, может, чего-то не знает.
– Хорошо, продолжайте…