Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Слушая это со все возрастающим гневом, де Молэ то и дело осенял себя крестным знамением. Когда же архиепископ закончил, Великий Магистр вскричал, что пускай прелаты церкви и не опасаются гнева людского, но от гнева Господня им не упастись. Архиепископ, получивший епархию в Нарбонне благодаря королю Филиппу, заботился более всего о том, что доложат государю королевские чиновники, наблюдавшие за ходом суда, и благоразумие подсказывало, что они должны узреть, как он поставит Великого Магистра на место. И он сурово предупредил де Молэ, что еретиков, отрекшихся от признаний, могут предать в руки светских властей для сожжения, избавить от коего не могут ни воззвания о помощи, ни мольбы. Угроза смерти заставила де Молэ прикусить язык. Тогда архиепископ предложил не торопясь поразмыслить, желает ли он выступить предстателем ордена. Совет отложили, и чиновники Филиппа поспешили известить короля о том, как все было.

Двадцать восьмого ноября Великий Магистр предстал перед советом вновь. Его снова спросили, желает ли он лично выступить в защиту ордена. По-видимому, время, проведенное в раздумьях, только укрепило де Молэ в убеждении, что судить тамплиеров смеет один лишь Папа, а сие судилище совершенно неправомочно. «Отступаюсь от всякого предстояния пред сим сонмом. Требую представить меня пред очи Его Святейшества. Я обелю орден от нечестивых и лживых обвинений, измышленных его врагами, и воздам Христу почести, Ему причитающиеся… Пусть же Пана призовет меня пред собою, и постою за орден во славу Господа и церкви Его».

Де Молэ напомнили, что комиссию назначил сам Папа, препоручив ей всю ответственность расследовать обвинения – не против частных лиц, но против самого ордена тамплиеров. Де Молэ отвечал перечислением заслуг и образцов веры тамплиеров за время крестовых походов. Королевский канцлер Гийом де Ногаре, решивший понаблюдать за этим заседанием лично, без труда встрял в судопроизводство; впрочем, никто и не пытался ему помешать. «Пагуба вашего ордена есть притча во языцех. Сказано в хрониках Святого Дени, что ваш Великий Магистр де Боже и прочие тамплиеры поклонились султану. Когда же тамплиеры потерпели поражение, султан отнес сей разгром на счет их пороков и содомии, равно же и измены своей христианской вере». Великий же Магистр отвечал, что летописец солгал, вступившись за договоры своего предшественника с мусульманами, поелику без них уцелеть было невозможно: «…ничего другого нельзя было поделать ради спасения земли…»

Поскольку де Молэ категорически отказался выступить защитником ордена тамплиеров, если только не предстанет лично перед Папой, в заседаниях устроили длительный перерыв, а совет обратился к томившимся в узилищах тамплиерам, чтобы вызнать, не возьмется ли кто из них за роль предстателя. Из примерно шестисот пятидесяти находившихся в Париже тамплиеров защищать орден вызвались пятьсот сорок шесть, а из других городов Франции полетели депеши о нашедшихся там добровольных защитниках. Сообщали также, что при вести, будто Папа перехватил их дело у французского короля, тамплиеры чрезвычайно воспряли духом. Проведя два с половиной года в омерзительных казематах, они все-таки верили, что Папа без долгих разбирательств признает их невиновность.

На то, чтобы выслушать вызвавшихся защищать орден ушла не одна неделя. Они рассказывали комиссии о вынесенных пытках. Один сообщил, что в его тюрьме двадцать пять тамплиеров под пыткой скончались. Другой поведал, что его целых три месяца держали на хлебе и воде. Принесли и безногого тамплиера, показавшего членам комиссии обугленные кости, отвалившиеся от его стоп, сожженных инквизиторами. Он желал отозвать признания, сделанные лишь для того, чтобы прервать невыносимые мучения. Один из тамплиеров представил письмо Филиппа де Воэ – священника, назначенного комиссией распоряжаться заточенными тамплиерами, где излагался папский приказ сжигать живьем всякого тамплиера, отказавшегося от признания; письмо пускали в ход для запугивания тамплиеров, выразивших желание защищать свой орден. Призванный пред очи комиссии де Воэ заявил, что письма и в глаза не видел. Когда же ему указали, что оно скреплено его печатью, он возразил, что, наверное, ее поставил кто-то другой.

Архиепископ Нарбоннский и двое других членов комиссии были ставленниками Филиппа Красивого, но четверо других – нет, и рассказы о пытках, подкупе и махинациях возбудили у них подозрения. И они не спешили с выводами.