Темное безумие (ЛП)

Повернувшись к пациенту я мельком замечаю свое отражение в большом зеркале на стене. За двусторонним стеклом находится Грейсон. Я представляю его сидящим в кожаном кресле, вцепившимся в подлокотники. Точно также как в один из ранних сеансов в моем кабинете в штате Мэн. Где потребность Грейсона во мне — его желание заставить меня осознать правду о нас — заставила его встать со стула и броситься ко мне.

Я поднимаю подбородок, глядя в зеркало, гадая, вспоминает ли он сейчас тот же момент. Как он прижал меня к письменному столу и накинул цепь со скованных запястий мне на шею. Как он задрал юбку и прикоснулся ко мне, чтобы доказать, что я влажная, что меня возбудила его порочность. Как он заставил меня признаться в этом после того, как я посмотрела видео пыток его жертв.

И я призналась. Я впервые исповедовалась в своем грехе ему… и себе.

Затем он погрузил в меня пальцы.

— Теперь я внутри тебя. Под кожей. Я хочу сломать тебя, а потом снова собрать воедино.

Дрожь предвкушения пробегает по коже, когда я вспоминаю его слова, чувствую дыхание на своем ухе. Жар опаляет кровь, вены горят. Каждая эрогенная зона моего тела достигает пика в ожидании его прикосновения.

Грейсон был одержим головоломками. И я была его финальной загадкой.

Я тру шрам на руке, ощущая гладкую кожу и скошенные края татуированного ключа. Медленно и осознанно я поднимаю руку и хватаюсь за заколку, которая удерживает темные волосы в аккуратном пучке. Я распускаю волосы по плечам, как нравится Грейсону.

Я практически чувствую его желание по ту сторону зеркала, слабого барьера, который его не остановит. Ни один замок или тюремная камера не сможет удержать Грейсона надолго.

Я снимаю очки и кладу их на стол рядом с качающимся маятником.

— Начнем с того места, на котором мы остановились. Вы помните, когда мы были здесь в последний раз, Дэвид?

— Да, — просто и монотонно говорит он, голосом, лишенным эмоций.

— Хорошо, — После того, как с помощью психоанализа подготовили разум к погружению в гипноз, с каждым последующим сеансом вводить в него человека становится все легче. Последние пять месяцев я тренировала разум Дэвида, и, несмотря на его убежденность в том, что он ментально силен, он очень внушаем. Слабый ум — не такая уж большая преграда.

— Где ты сейчас находишься? — Спрашиваю я.

Смотря на гладкую поверхность потолка, он отвечает:

— В спальне.

Мое сердце стучит быстрее.

— В чьей спальне?

— Ее.

— Опиши, что ты видишь.

Он медленно моргает.

— Ее бледно-розовый шарф накинут на прикроватную лампу. На стенах развешаны постеры любимых звезд. Я не знаю их имен, но это молодые, красивые девушки. Провоцирующие. Вся комната пропитана их провокационной сущностью, соблазняющей меня войти внутрь.

Я подхожу к углу стола и облокачиваюсь на столешницу. Цепляюсь руками за край.

— Где она?

Его грудь поднимается, когда он делает глубокий вдох.

— В ванной. Я чувствую запах ее шампуня. Воздух наполняется ароматом клубники. Там влажно от ее запаха, и я не могу удержаться от того, чтобы не представить ее там, ее мягкую кожу, скользкую, влажную…

Он наклоняется поправить брюки, и мне приходится отвести взгляд, в животе все сжимается от отвращения.

— Ты позволяешь желанию управлять собой, — меняю я тему, чтобы взять ситуацию под контроль. — Это опасно. Помнишь, мы обсуждали, как сильно это навредит Бриар, если ты подчинишься импульсам?

Он не отвечает. Он затерялся в своих фантазиях.

— Дэвид, где ты сейчас?

Его дыхание участилось, он произносит:

— У двери в ванную. Я слышу звук воды. Она напевает песню. Дверь приоткрыта. Все, что нужно сделать, это толкнуть ее…

Я отталкиваюсь от стола.

— А что насчет боли, Дэвид?

Его глаза сомкнуты, брови нахмурены от недовольства. Он кладет руку на сердце.

— В груди колет.

— Именно. — Я лезу в карман юбки и достаю черную веревку, которую всегда держу наготове. Я накручиваю ее на указательный палец. — Мы никогда не сможем забыть о боли. Она начинается медленно, пробираясь сквозь внутренности, как осколки стекла, пока не достигает сердца. Туго. Твоя грудь сжимается в тисках. Чем больше ты думаешь о Бриар, чем ближе ты к ней подходишь, тем сильнее сжимаются мышцы.

Он царапает рубашку, кончики пальцев побелели.

— Я не могу дышать.

На этом этапе мы обычно останавливаемся. Разум — самая мощная сила. Ум делает боль реальной. Я готовила его несколько месяцев. По сути, я даю Дэвиду выбор: не причинять вреда дочери или пережить сердечный приступ.

Его дочь догадывается — хотя и подсознательно — об отклонениях отца. Она может испытывать беспокойство или тревогу, когда он обнимает ее, гладит по волосам или дарит неуместные подарки, но на каком-то уровне она догадывается. Разум пытается ее предупредить.

После того, как выяснилось, что человек, который меня вырастил, был Жнецом Холлоу, я поняла, что всегда каким-то образом осознавала, что он был демоном, который крал девочек и запирал их в подвале. Вот почему я знаю, что Бриар страдает. Вот почему я должна защитить ее.

И заодно покормить нашего монстра.

Я кладу нитку в карман и кладу ладони на спинку дивана, глядя на пациента.