Темное безумие (ЛП)

— А дразнилки должны быть наказаны, — говорит он. Его рука внезапно исчезает с моей талии, и я слышу щелчок оружия — ножа. Его локоть впивается мне в спину. Он толкает меня в кирпичную стену. — А теперь я хочу, чтобы ты прижала ладони к стене. Ты поняла?

Я хнычу в его руку в подтверждение.

— Хорошо. Сделай это по-настоящему красиво и легко, и мне не придется оставлять отметины на этом симпатичном личике.

Он отодвигается, позволяя мне дотянуться до кирпича. Звук расстегивающейся молнии эхом отскакивает от стены.

— Шуми, сколько хочешь, — говорит он с ворчанием, разрывая обертку презерватива, — но если ты закричишь, тебе будет только хуже.

Мои ногти впиваются в кирпич. Он в любом случае причинит мне боль. Это именно то, чего он жаждет. Изнасилование никогда не связано с сексом. Оно связано с тем, чтобы сделать другого своей собственностью. С доминированием над жертвой. С утверждением власти одного человека над другим.

И зная, что, в конечном счете, эта власть будет у меня…?

Я напеваю. Предвкушение гудит под кожей.

Он доходит до края моей юбки, прежде чем замирает. И затем я чувствую дрожь, нерешительность. Он потерял власть.

— Боюсь, я не могу позволить твоим грязным ручонкам испортить это прекрасное создание.

Голос Грейсона глубокий и твердый. На улице, без громкой музыки или разговоров, я слышу переливы его ирландского акцента и тонкие чувственные басовые нотки, которые ласкают мою кожу, как самый дорогой шелк.

— Повернись, детка, — говорит Грейсон, и я медленно разворачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с напавшим на меня.

Мужчина, который угрожал меня наказать, теперь кажется гораздо более послушным. Его руки безвольно свисают по бокам, в одной руке он сжимает обертку презерватива, в другой — нож. Грейсон забирает у него оружие, а затем прижимает к его шее другой клинок — выкидной нож. Тот факт, что Грейсон носит с собой оружие, не должен меня удивлять.

Судя по горячему взгляду Грейсона, он задается вопросом, возбуждает ли это меня. Да. Да, возбуждает.

— Ты что… коп? — Выплевывает мужчина. — Это ловушка.

Грейсон вонзает острие ножа глубже.

— Да ладно, ты умнее этого. Будет ли коп использовать выкидной нож? — Мужчина молчит. — Как дела у нашего друга? — спрашивает меня Грейсон.

Я скольжу взглядом вниз.

— Немного увял. — Его когда-то возбужденный пенис теперь болтается над распахнутой ширинкой. Грейсон украл его власть, его контроль — его мужественность.

— Я не хочу проблем, — заявляет парень.

Прижимаясь к его спине, Грейсон тихо говорит:

— И она тоже. Думаю, проблемы просто сами тебя находят. — Потом, обращаясь ко мне: — Где именно находится яремная вена? Здесь или здесь? — Он перемещает острие лезвия. Или это сонная артерия?

Он подмигивает мне, и я чувствую себя как школьница, на которую обратил внимание первый парень в школе. Так волнующе.

— Все время путаю, — продолжил Грейсон. — Как глубоко резать, чтобы достать до сонной артерии? Придется прорезать сухожилия и мышцы. Звучит грязно. — Он толкает мужчину в плечо. — Давай прогуляемся.

Закрыв глаза, парень умоляет:

— Пожалуйста…

— Не надо. — Грейсон произносит одно слово, чтобы заткнуть его. — Не стоит начинать умолять. Еще слишком рано.

Несколько шагов по переулку спустя Грейсон смотрит на меня с невысказанным вопросом в глазах. Он хочет, чтобы я выбрала место убийства.

Это слишком спонтанно. Сколько раз пациенты говорили мне, что поспешные решения привели к их поимке? Возможно, это еще одно испытание и Грейсон все еще сомневается в моей трансформации…

— Здесь, — говорю я, указывая на затемненный склад.

Грейсон согласно кивает, и я чувствую волну облегчения.

— Дело не в том, что мне не нравится выбранный тобой переулок, — говорит Грейсон нашей жертве. — Это хорошее место. Красивое и уединенное этой темной ночью. Просто я бы выбрал другое.

Находить локации для убийств — это специальность Грейсона. С годами он совершенствовался. Тщательнее выбирал места, где у него будет достаточно времени, чтобы мучить своих жертв. Я поставила Грейсону диагноз: психопатия: садистская симфорофилия. Он испытывает удовлетворение от инсценировки катастроф.

Однако за его расстройством скрывается нечто гораздо большее. Мужчина методичен. Один только его высокий интеллект усложняет его психологический профиль… а добавьте к этому неспособность сопереживать.

Я отвергала такую вероятность в академических кругах и на протяжении всей моей профессиональной карьеры, и все же я не могу отрицать мое собственное желание поверить в невозможное — что преступник-психопат может испытывать чувства к одной женщине.

Не только чувства. Любовь.

Эта всепоглощающая, неуловимая эмоция, вокруг которой вращается мир.

Возможно, я стала такой же сумасшедшей, как те женщины, которые пишут серийным убийцам, сидящим в тюрьме. Полагая, что они особенные — что только они смогли проникнуть через какой-то защитный слой, окружающий их каменное сердце.