Темное безумие

Обхватив запястье, он вытягивает мою руку в сторону.

— Побереги энергию. Первый тест всегда самый простой.

Первый тест.

Наконец я ощущаю действие обезвоживания и недосыпания. Мое слабое тело сдается, и я падаю.

Глава 23

ОБУЗДАТЬ СТРАСТЬ

ЛОНДОН

На закрытых веках пляшет свет. Холодное прикосновение влажной ткани к лицу выводит меня из темноты.

Веки тяжелые, как будто я проспала слишком долго, страдая от болезненного похмелья. Когда мне удается открыть глаза, Грейсон уже рядом. Я вздрагиваю. В тусклом свете я замечаю, что он помылся и побрился. Я наслаждаюсь свежим ароматом шампуня и мыла, прежде чем внутренняя система тревоги не заставляет меня полностью проснуться.

— Где я? — Требовательно спрашиваю я.

Но стоит бросить единственный взгляд на ванную комнату, и я все понимаю. Зажженные свечи освещают маленькую комнату, делая ее уютной. Даже романтичной. У меня скручивает живот.

— Скоро я включу генератор, — отвечает Грейсон на мой невысказанный вопрос о свечах.

Я сижу, прислонившись к стене. Грейсон прижимает ко лбу влажную тряпку.

— Я собирался дать тебе поспать, но от тебя начинало вонять.

Я выхватываю ткань из его руки.

— Это случается, когда тебя хоронят заживо, — рявкаю я.

Он не сердится. Его рот сгибается в самодовольной полуулыбке.

— Полотенца в шкафу. Все, что тебе нужно, уже есть в душе. — Он встает. — Я оставлю тебя.

Я смотрю, как он выходит из комнаты, закрывая за собой филенчатую дверь. Я отбрасываю ткань, вскакиваю на ноги, и меня сразу начинает шатать. Опираясь на стену, я подкрадываюсь к двери и проверяю ручку. Заперто.

Снаружи.

Господи. Я нахожусь в доме, созданном для пленников.

На тумбочке я нахожу бутылку с водой и выпиваю половину, прежде чем сообразить, что там может быть наркотик. Жду в ожидании дезориентирующего эффекта. Как только туман в голове начинает рассеиваться, я допиваю остатки и пытаюсь вспомнить, как сюда попала. Мы пересекли границу штата? Да, Грейсон сказал, что это часть его плана — выбраться из Делавэра за двадцать минут. Но как давно это было? Как далеко мы уехали?

Раздается стук в дверь.

— Я оставил для тебя одежду в комнате для гостей. Ту, что на тебе, можешь выбросить.

Я упираюсь ладонями в край тумбы. Я не могу совершить еще одну ошибку. Я больше не могу его недооценивать.

— А еда? — Мне нужна энергия.

— Я приготовлю для тебя что-нибудь.

Я жду, пока не стихнут его шаги. Потом расстегиваю испачканную блузку и снимаю грязные брюки. Вся одежда отправляется в мусорную корзину возле унитаза. Вода нагревается слишком долго. Я ныряю в холодный душ, радуясь тому, что чувствую что-то чистое на коже.

В середине купания вода начинает нагреваться, и я предполагаю, что это благодаря генератору, о котором упоминал Грейсон. Моя голову, я анализирую каждую деталь информации, которую он мне дал, обдумываю его слова, обстановку, мое затруднительное положение. Мне нужна дополнительная информация.

Мне нужно подавить страх и делать то, чему меня учили: слушать.

Я выключаю воду и ступаю на холодный деревянный пол. Плотно обернувшись полотенцем, я ищу зацепки. Вся ванная комната отделана светлой и темной мелиорированной древесиной. Душ и раковина из белого фарфора с современной сантехникой. Свет свечи отражается от высокого косметического зеркала, создавая вокруг сияние, которое мне бы даже понравилось, если бы не тот факт, что я была в ловушке.

В нормальных обстоятельствах я бы никогда не использовала расстроенное состояние пациента, чтобы обманывать его… но это ненормальные обстоятельства. А мой пациент — не обычный пациент.

Я должна оставаться начеку. Я должна его перехитрить. С такими мыслями, я остаюсь начеку, когда дверь в ванную открывается. Готовая сразиться с Грейсоном единственным оружием, которое у меня есть.

Однако к такому я была не готова. Грейсон стоит в дверном проеме без рубашки, ни капли стеснения. Не скрывая татуировки и шрамы. Плечо перевязано марлевой повязкой, а джинсы с низко висят на бедрах, подчеркивая подтянутое тело, которое раньше я изучала только наощупь.

Я подтягиваю полотенце повыше, заворачиваю плотнее.

— Не забудь так же сильно сжать бедра, — замечает он.

Я ощетиниваюсь, но прикусываю язык, заставляя себя не реагировать.

Он скрещивает руки.

— Тебя можно описать разными словами, Лондон. Смирение не одно из них. — Он скользит взглядом по моему телу, и я чувствую этот взгляд, как будто он физически касается моей обнаженной кожи.

Я прочищаю горло.

— Мне нужна одежда.

Он отталкивается от дверного косяка и идет вперед. Я отступаю, но он настигает меня прежде, чем я успеваю ускользнуть. Большинство проведенного вместе времени он был прикован к стулу, поэтому сейчас, когда он возвышается надо мной, я вспоминаю, насколько он выше меня.

Он проводит пальцем по плечу, вниз по руке, оставляя за собой след из мурашек. Затем он хватает меня за запястье и поднимает его, чтобы осмотреть. На каждом из запястий красуются тёмно-красные полосы в местах, куда впивались наручники.

— Сядь на тумбу, — говорит он.

Я приподнимаю бровь.

— Одежда, — требую я.