Темное дело

— Иногда предаюсь пороку. Без этого жизнь немного нудная, большому пороку предаваться — можно многое потерять, а чуть-чуть не помешает.

Ляля закурила, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, а Никита решил, что увертюра длилась достаточно, чтобы начать оперу:

— Чему обязан?

— Я привезла от Алики платье. Она просила отдать тебе, платил же за него ты, стоит оно баснословно…

— Можешь выкинуть его на первую попавшуюся помойку, — резко оборвал ее Никита.

— Не ори на меня, — получил в ответ. — Я тебе не жена.

— Во, блин, обложили! — накрыло его. — На работе меня кто-то старательно выставляет монстром, отец с матерью приютили прохиндейку, Алика…

— Может, тебе медаль выдать за пополнение населения страны? — скептически фыркнула Ляля.

— Что Алика хотела сказать, отдавая платье? Я подлый негодяй, а она, святая, не желает иметь у себя воспоминаний обо мне? Ну да, да, я негодяй и что с того? Меня за негодяйство не посадят в тюрьму, не кастрируют, не выгонят с работы. Стоило искусственно создать эти обстоятельства, чтобы посмотреть, какой народ меня окружает.

— И какой?

— Дерьмовый. Никто даже не пытался разобраться, понять, что происходит, не захотел помочь мне, которого знают давно, нет! Безоговорочно поверили гадюке и — шу-шу-шу: какая сволочь затесалась в наши ряды! Сволочь — это я. Всем прощается пьянство, мордобои, многоженство, а мне — ни-ни.

— Чего ты орешь? — спокойно бросила Ляля, потом проворчала в манере своего мужа: — Сколько бы ни махал крыльями, а никуда не улетишь от факта: ребенок твой.

— Не мой!

Да как кинет стакан в стену! Ляля думала, осколки отлетят и врежутся в нее, потому зажмурилась, втянув голову в плечи. Наступила пауза, гостья открыла глаза и тихо констатировала:

— Сдурел. — У Никиты больше не нашлось сил реагировать на оскорбления, он развалился в соседнем кресле и замер, словно умер. — Как не твой, когда экспертиза установила, что отец ты?

Вдруг он выпрямился, уставившись на нее, ему явно пришла на ум некая идея.

— Слушай, Лялька, у тебя мозги есть?

— Ну… вроде не жаловались на их отсутствие.

— Тогда я задам тебе несколько вопросов, а ты честно на них ответь, но сначала подумав.

— Задавай. Только капни в бокальчик.

Никита притащил бутылку и новый стакан, налил, секунду-другую формулировал первый вопрос и наконец кинул его Ляле:

— Я на сумасшедшего похож?

— Иногда. Например, сегодня…

— Не ерничай. А скажи, это логично, когда я знаю, что сделал Янке ребенка, но вдруг тащу ее с сыном на тестирование? Сегодня сдали анализы повторно. Разве нормально платить двойную… то есть тройную таксу за то, что мне и без того известно?

Ляля выпятила нижнюю губу, однако вынуждена была признать:

— В логику не вписывается. Но, может, ты…

— Без «может», — перебил Никита. — Результатом тестирования я себе перекрыл кислород, своими руками и деньгами дал Янке козыри, а себя загнал в угол. Она же теперь с этими результатами вправе требовать от меня все что угодно. Ответь, я сумасшедший, чтобы все это затевать, будучи неуверенным в своей правоте?

— Нет, я полагаю.

Никита принес письма, снова усевшись в кресло, протянул их Ляле:

— Ты это читала?

— Ой, читала… — отмахнулась она. — Не надо, убери. Я не ханжа, но всякому безобразию есть предел.

— Как выяснилось, предела нет. «Мой член врежется в тебя…»

— Фу, Никита! — вырвала лист из его рук Ляля и кинула его на столик рядом. — Дальше — ни слова!

— Дальше совсем круто, я читал и балдел. И ты полагаешь, я способен выдавать такие перлы любимой женщине?

— Да я сразу сказала Алике: стиль не твой, но… А фотографии? — вспомнила она. — А извещения? От тебя Яна получала деньги обычными переводами. Как объяснишь все это?

— Никак, — помрачнел он. — Вот и хочу выяснить, как меня сделали отцом без моего участия. Подкуп исследователей анализов я исключаю, значит, метод какой-то есть.

— Капни пять капель, — подставила она стакан.

Никита взял бутылку, собираясь налить, внезапно отставил ее:

— Ага, а потом у тебя появится третий ребенок, ты скажешь, что он мой, пили-то вместе.

— Ха-ха-ха… — Хохот вызвала не столько фраза, сколько серьезное выражение лица, с которым он ее произнес. — Лей, пуганая ворона, не скажу.

— Тебе смешно, — заворчал Никита, — а мне не до смеха. Вдруг от меня беременеют через сто грамм или от прикосновений? Я уже ничему не удивлюсь. Ладно, будем. Погоди, закуску принесу, а то налакаемся, меня потом в порошок сотрет Герман.

Никита принес нарезанные окорок, сыр, батон, маслины — все аккуратно разложено по мелким тарелкам, что не ускользнуло от зоркого глаза Ляли. Отсюда вывод: человек, не позволяющий себе распуститься в быту (можно же было накидать еду в одну тарелку, чтобы не заморачиваться), вряд ли мыслит образами на уровне паха, как в письмах. Порядок, он и в голове порядок, и на работе, и в одежде, и в отношениях, по-другому не бывает, как ей думалось. Помимо всего прочего, Никита убедил ее логикой, поэтому, выпив, она, поедая многослойный бутерброд, полюбопытствовала:

— Как будешь выяснять?

— Да черт его знает, — пожал плечами Никита. — Найму легион детективов, пусть пашут.