Темное дело

Она побежала. Он без слов — за ней. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ними.

Глава 2 ЯЙЦИН

1

Если бы несколько лет назад Леве Яйцину вдруг сказали, что он станет начальником охраны и безопасности (!) подводной лодки (!!), которая отправится в круиз к Северному полюсу (!!), то Лева, наверное, просто прекратил бы этот разговор, справедливо считая, что у собеседника «поехала крыша». Лева Яйцин считался одним из самых лучших вторых режиссеров на киностудии имени Горького, своей жизнью был вполне доволен и никаких перемен впереди не видел. Но те, кто ведал его судьбой, видимо, думали по-другому…

А началось все с мелочи, на которую вначале второй режиссер особого внимания не обратил. А зря, ей-богу зря! Потому что давно уже отмечено мудрыми людьми, что именно мелочи правят нашей жизнью. Мелочи, а не гигантские катаклизмы!

Приехал как-то раз ко второму режиссеру его друг — огромный, весь покрытый рыжим пухом майор. Приехал и первым делом похвастался, что почти месяц провел в «горячей точке». Гражданской войны тогда еще в России не было, и всякое подобное заявление требовало доказательств. Особенно после крепкого возлияния, которым Яйцин и майор отметили встречу.

— Э-э… да я вижу, что ты не веришь! — закричал майор, когда Лева лишь кивнул на его слова о «горячей точке», не придав им особого значения.

— Верю…

— Не веришь, брат, не веришь! — уперся майор. И вдруг достал пистолет.

— Вот! — гордо заявил майор и покрутил оружием перед носом изрядно захмелевшего Яйцина.

Пистолет был какой-то особенный, не системы «Макарова» или «Стечкина», к которым второй режиссер привык, частенько получая подобное оружие на съемки. Нет, это был какой-то странный пистолет. Не наш. Чужой…

— Где тут бал-л-кон? — нетвердо поинтересовался майор и храбро шагнул в указанном Яйциным направлении.

Захмелевший второй режиссер, стараясь попадать в ногу, двинулся следом…

Когда они появились на балконе, потратив немало времени, уступая друг другу дорогу перед самым выходом, над Москвой уже сгустились сумерки. Тихие Черемушки готовились ко сну, даже не предполагая, что на уме у двух веселых друзей.

— Я бы тебе на бутылках показал, — заявил майор, размахивая перед носом Яйцина пистолетом, — но ведь нет у тебя, у подлеца, пустых бутылок, а?..

Яйцин икнул и отрицательно качнул головой. Бутылок, действительно, не было, так как весь вечер они пили темное, со странным осадком пиво из трехлитровых банок.

— Ладно, — миролюбиво согласился майор, — до завтра потерпим…

— Завтра мне на съемку, — едва успел вставить Яйцин, неожиданно вспомнив о своем профессиональном долге, но друг пропустил такую мелочь мимо ушей, громогласно докончив:

— …Слушай, брат, какой бой!

Он навел странный, «ненашенский» пистолет на созвездие Кассиопеи, повисшей над притихшими Черемушками, и резко надавил на «собачку»…

Косая молния сверкнула шесть раз, шесть раз страшно весело ударил грохот из руки друга, и эхо пошло гулять по микрорайону, кувыркаясь и дурачась.

Бах-ба-бах-бах-бах-ба-ба-бабах…

— Нет, ты послушай, какой бой! — еще раз восхищенно повторил майор, пытаясь выдавить из опустевшего пистолета хоть один выстрел. Не получилось…

Созвездие Кассиопеи стыдливо прикрылось тучей, но один из лучших вторых режиссеров и его друг, оставив звезды в покое, уже направились обратно в комнату — допивать теплое пиво…

— И чтобы ни капли не осталось! — грозил кулаком майор. — За дружбу! За то, что мы живы! За наш двор!.. И за тебя, дорогой ты мой Лева!..

Утром «дорогой» проснулся первым, с трудом выполз на балкон — подышать. В комнате остались пустые трехлитровые баллоны, помертвевшая за ночь килька и богатырский храп друга.

На балконе Лева обнаружил несколько пустых гильз, долго и тупо их разглядывал, стараясь вспомнить, откуда они здесь взялись. Однако не вспомнил…

Обреченно застонав, едва живой, он добрался до телефона, который почему-то был на кухне, — о, эти проклятые четыре метра бесконечного пути, кто же так догадался проектировать квартиры! — и с трудом, отдышавшись, набрал номер режиссера Семы Гаспарянца.

— Да? — тотчас отозвался бодрый голос режиссера. — Кто там?..

— Это я, — слабо отозвался Яйцин.

— Кто?! — закричала трубка, так как Гаспарянц был глуховат.

— Я это, я! — отчаянно отозвался второй режиссер. — Сема, дорогой, прости засранца, но что-то мне нездоровится… — привычно заканючил он и осторожно потрогал рукой голову. — Наверное, заболел… Что?.. Да я капли в рот не брал! — искренне возмутился Лева. — Нет, нет и еще раз нет!.. Честное слово!.. — после некоторой паузы, во время которой из трубки доносились проклятия Гаспарянца, Яйцин вдруг выругался: — Да пошел ты!.. Ты, ты, кто же еще!.. Нет!.. Нет!.. А туда ты сам сходи!..

И он в бешенстве бросил трубку на рычажки.

— У морда нерусская! — тихо выругался Яйцин.

Он с наслаждением откинулся на высокую спинку стула и приложил к раскаленному лбу сковородку. Холодный чугун приятно холодил лоб, и от этого вдруг стало легче, и жизнь уже не казалась такой сволочной и безнадежной.