Темное дело. Т. 1

Я достал из баула маленький английский топорик и вбил крепче оба гвоздя; затем тонким охотничьим ремнем скрутил их покрепче и на этом успокоился.

VI

Устаток брал свое. Глаза слипались, голова слегка кружилась. Я достал томик Vicomte de Bragelone[1] (тогда это была новость) и, зевая, залёг. Нелли давно уже спала, свернувшись клубком на моих носках, которые я бросил на пол, надев туфли.

Не смотря на устаток, всепоглощающий роман сделал свое дело и прогнал сон, но не на-долго.

Помню какой-то лёгкий шум, какую-то возню. Казалось, кто-то чуть слышно подъехал к мельнице.

Я вскочил, подбежал к окошку, отворил и высунулся в него. Тихая, ясная ночь стояла над лесом, и среди её далеко чернели вершины дубов. Какая-то птица или жаба однотонно тянула надоедную, нескончаемую трель.

Я постоял, постоял, послушал… Ничего, кроме этой трели и однообразная шума воды. Я запер окошечко и снова лёг.

Помню, чудился мне какой-то однообразный гул. По временам я поджидал, что вот-вот начнётся что-то страшное, какой-нибудь резкий удар заставит меня бросить роман. Но ничего не происходило необычайного. Время шло однообразно, и только часы на столе резко тикали.

Я взглянул на них: было половина первого. Я начал засыпать. Сон и явь как-то странно путались в усталой голове…

VII

Не знаю, долго ли я дремал. Вдруг резкий, глухой удар разбудил меня. Удар был внизу под моей комнатой.

Я вскочил спросонья и бросился к ружью. Ложась спать, я поставил его подле стола и надел пистоны. Сердце удивительно сильно забилось; оно стучало, как будто в горле или ушах. Я слушал с мучительным напряжением.

Почти тотчас после глухого удара началась какая-то необыкновенная возня… Что-то передвигали, переносили, очевидно, тяжелое.

Несколько раз я порывался отворить дверь и бежать вниз; но боязнь, что я напугаю мать, что весь мой переполох пустые ночные страхи, что мало ли какие тяжелые вещи могут перестанавливать, передвигать на мельнице… И мне могло только показаться, что вся эта возня была здесь, подо мной… Да притом я даже не вполне был уверен, что моя комнатка была над той большой горницей, в которой поместилась моя мать.

Я сидел и ждал… Какой-то глухой, едва слышный стон раздался где-то… Мне показалось, в лесу…

Вдруг тяжелые шаги раздались на лесенке, которая вела в мою комнатку. Очевидно, что по этой лесенке поднималось осторожно несколько человек босыми ногами, и вся лесенка скрипела под их грузной походкой.

Я вскочил и схватил ружье.

Нелли также вскочила и зарычала. Кто-то подошел к самой двери, тихонько потрогал железную щеколду и задвижку. Послышался какой-то едва слышный шепот, точно о чем-то переговаривались.

– Кто там? – закричал я отчаянным голосом; но голос оборвался.

Наступило томительное молчание, которое длилось, как показалось мне, по крайней мере минуту.

Я думал: отворить дверь, или не отворять?

VIII

В течение этой томительной минуты мой страх уступил место какому-то злобному бешенству. Вся кровь прихлынула к голове. Я чувствовал, как я краснею.

«Погодите же, мерзавцы!» подумал я и подошел к двери.

– Кто там? Говори, или убью!

Ответа не было.

Я с бешенством вскинул ружье, прижал к плечу, уставил дуло прямо в середину двери, на два вершка от неё и спустил курок.

Выстрел грянул с глухим треском. Острый запах пороха и синеватый дым окружили меня и наполнили всю комнатку.

Я стоял и ждал. Нелли была подле меня и злобно, отчаянно лаяла.

В это время вдруг дверь подалась.

Очевидно, лом или топор был засунут между дверьми и косяком. Ремни, которыми я стянул два гвоздя в косяках, натянулись и заскрипели. Какая-то страшная сила надавила на них.

Дверь подалась, и широкое, блестящее лезвее топора тихо просунулось в щель и тускло заблестело. Мне даже показалось, что на нем была кровь.

Я снова торопливо вскинул ружье и пустил другой выстрел в то же самое место. В комнатке стало ещё душнее от дыма.

Вдруг лезвие топора на мгновенье исчезло и затем показалось снова уже поверх ремней. Кто-то торопливо, быстро начал им рубить ремни.

Все моё бешенство вдруг улетело; неодолимый ужас овладел всей душой. Не помню как, бессознательно, в одно мгновенье я подскочил к окну, распахнул его ударом кулака и выметнулся вон.

IX

Я упал прямо на крышу навесика над галерейкой. В следующее мгновенье я был уже на земле.

Я помню только, как скользнул по высокому столбу; помню, чуть не оборвался под мельничное колесо; и вздохнул всей грудью только тогда, когда отбежал довольно далеко от мельницы и очутился в темном лесу.

Первая мысль была: что с матерью?!

Сердце страшно колыхалось… Я весь дрожал. Утренний рассвет чуть-чуть брезжил сквозь чащу дубов. Снова прилив злобы нахлынул на мою голову и согрел меня. Я пошел, казалось мне, назад, забыв лёгкость моего костюма (я был в одном ночном бельё), не чувствуя камешков и веток под моими босыми ногами. Мне казалось, что земля жгла мне подошвы.

Я шел быстро, почти бежал и вдруг начал чувствовать, что ноги мои вязнут в болоте.