Темное искушение

Вздохнув, я повернулась, осматривая номер. Часы возле кровати показывали только девять утра. Внезапно смена часовых поясов и все остальное обрушилось на меня, как грузовик. Мне нужно было сообщить Ивану, что со мной все в порядке — и я немного скучала по его голосу — но я слишком устала, чтобы понять, как набрать номер на гостиничном телефоне, так что придется подождать.

Я приняла душ и тщательно проскрабировала кожу. Завернувшись в полотенце, я вернулась в комнату и порылась в сумке в поисках одежды. Шум на улице привлек мое внимание к окну. Велосипедист спорил с недовольным таксистом, который поднял руки вверх, когда парень-подросток бросил газету в его машину. Я начала было отворачиваться, но что-то еще привлекло мое внимание.

Черный автомобиль припарковался на обочине улицы. Татуированные пальцы высунулись из окна, сжимая сигарету, прежде чем незнакомый мужчина снова поднес ее ко рту. До прилёта сюда я никогда не встречала человека с татуированными руками.

Должно быть, что-то русское.

Летаргия сковала мои конечности, так что я упала в постель без единого стежка одежды и была мертва для мира в течение целых трех часов. Когда я проснулась, то со стоном и клочком еще влажных волос во рту.

Сняв бирки с новой пары расклешенных джинсов и винтажной футболки, я улыбнулась, надевая их. Они хорошо сидели на мне, лаская мое тело хлопковой формой свободы. Затем я высушила и уложила волосы, нанесла немного клубничного блеска для губ и надела тёплый кардиган, который был заменой вместо пальто по пути сюда.

Холод высосал воздух из моих легких, когда я направилась через улицу к ближайшему магазину, чтобы купить одноразовый телефон. Может, дело было в отсутствии зимней одежды, но я торчала, как больной палец. Глаза следили за моими движениями, и меня дважды окликнули «кс-кс». Ничего странного в том, что я росла в Майами, но мне показалось, что кто-то даже сфотографировал меня.

Это внимание заставило меня задуматься о моей маме — действительно ли она была так знаменита здесь, и почему папа скрывал это от меня. Он не любил говорить о ней. Я полагала, что это слишком причиняет боль, поэтому у меня никогда не хватало духу настаивать. Но можно подумать, что он мог бы поделиться чем-то со мной. То, что она была известной оперной певицей, может быть…

С новым телефоном в руке я набрала номер Ивана.

Он незамедлительно ответил, его голос был осторожным.

— Алло?

— Привет, Иван. Это я.

— Мила, — выдохнул он. — Gde ty, chert voz’mi?[31]

У меня на языке вертелось извинение, но облегчение в его голосе было настолько ощутимым, будто он вообще не верил в меня — хотя в данном случае он был раздражающе точен— не давало ему вырваться наружу.

— Расслабься. — я вздрогнула и поплотнее закуталась в кардиган. — Я в порядке.

— Я ужасно беспокоился о тебе, — отрезал он.

— Не знаю почему. Очевидно, у меня все было хорошо.

Лгунья, лгунья, штаны в огне.

— Где ты остановилась?

Витрина магазина одежды привлекла мое внимание. Колокольчик звякнул, когда я вошла внутрь, и вздохнула с облегчением от тепла.

— Честно говоря, я не совсем уверена.

— Что, черт возьми, это значит?

— Это значит, что я не умею читать по-русски, Иван.

Я направилась к вешалке, чтобы просмотреть платья. Я не знала, будет ли сегодня вечером представление в оперном театре, но решила, что должна принарядиться для этого. По моему ученому мнению, лучше быть чересчур разодетой, чем нет.

— Кроме того, вчера я ночевала в ресторане. Я не расслышала его имени.

— Почему ты остановилась в ресторане, Мила?

Ну, дерьмо.

— Я не собиралась тебе этого объяснять, — сказала я и, прежде чем смогла остановиться, проворчала: — Должно быть, сотрясение мозга.

— Что?

Я действительно копала себе яму.

Я прикусила губу.

— Признаю, что вчера была не самая идеальная ситуация, но это не имеет ничего общего с моей способностью заботиться о себе.

— О чем ты говоришь?

Я вздохнула, понимая, что мне придется рассказать ему правду, потому что я никогда не была хорошей лгуньей, и не было никакого шанса, что он купится на сложную историю, которую мой мозг придумывал прямо сейчас. Это был автобус, котенок и героическое чувство собственного достоинства.

— Я расскажу тебе, но ты должен пообещать, что ничего не расскажешь моему отцу.

— Обещаю, — проскрежетал он, — Я не хочу его беспокоить.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я говорила откровенно… на меня напали и, возможно, чуть не убили.

Тишина.

— Но ты не переживай. По-видимому, у этого человека была фобия подвесок с звездами, и я сбежала.

Я отодвинула платье на вешалке в сторону.

Красочное Русское ругательство.

— Где ты находишься?

— Хожу по магазинам.