Темное искушение

Прошло три часа, солнце поднялось высоко, прежде чем всех четверых выстроили на снегу. Девушка стояла в конце линии, уставившись в землю, дрожа в простом белом платье, которое носила каждый день.

– Как я уже сказал Альберту, я не имею к этому никакого отношения. – Капля пота сбежала по лицу Абрама и блеснула на солнце.

Я вскинул бровь.

– Ты даже не знаешь, в чем тебя обвиняют, так откуда тебе знать, имеешь ли ты к этому отношение?

– Потому что, – пробормотал он, – я был верен тебе с самого первого дня.

– Хочешь знать, кого я ненавижу больше, чем предателей? – Я подошел вплотную, держа пистолет в расслабленной руке. – Лжецов.

– Я никогда не лгал тебе. – Его взгляд сверкнул точно так, как сверкнул бы взгляд лжеца. – Поймай меня на лжи, и, клянусь, можешь пустить мне пулю в голову прямо тут!

– Хм, – протянул я. – К этому мы еще вернемся.

Мой взгляд скользнул к двум другим, сыну и племяннику. Одного из них только что выпустили из тюрьмы за изнасилование домохозяйки. Если бы перед наймом я проводил предварительные проверки, то не нанял бы никого, включая и себя самого. Оба тайком поглядывали на Абрама, очевидные шестерки в его плане.

– Значит, вы не имеете никакого отношения к отравлению заложницы Михайловой в моем доме?

– Что! – У Абрама хватило наглости изобразить потрясение. – Конечно, нет!

У меня вырвался мрачный смешок.

– Твои актерские данные оставляют желать лучшего.

– Не знаю, как меня втянули в это, но если эта шлюха рядом со мной назвала тебе наши имена, знай, она просто пытается потянуть нас за собой.

– Ты хочешь сказать, твоя дочь, – поправил я, взглянув на девушку, которая стояла, прижав руку к животу так, будто ей нужна была поддержка.

– Она мне не дочь, – выпалил он. – Особенно после этого.

Я проигнорировал его слова.

– Ты часто бьешь свою дочь?

Что-то в моем взгляде заставило его снова соврать.

– Нет. Просто она шлюха, которая любит грубость.

Я почувствовал нелепость этого утверждения, застывшую в воздухе.

Мои ботинки заскрипели по снегу, когда я подошел к девушке и встал перед ней.

– Это так? Ты шлюха, которая любит грубость?

Она не подняла взгляд, покачав головой. Лицо ее отца покраснело, а затем он пнул ее по ноге, выпалив яростное обвинение в ее адрес. Всхлипнув, она упала. Горячий прилив раздражения поднялся внутри меня. Я пнул Абрама по колену так, что раздался хруст, и, когда он упал, мой ботинок врезался ему в лицо, опрокинув его на спину в снег. Он застонал, из носа хлынула кровь.

– Если ты делаешь это с дочерью у меня на глазах, – прорычал я, – не хотел бы я видеть, что творится за закрытыми дверями.

– Ничего я ей не делаю!

Двойным отрицанием он лишь признал свою вину. С каждой секундой, которую этот человек оставался у меня на службе, я становился все более разъяренным.

Я присел на корточки перед девушкой, сидевшей на коленях в снегу.

– Кто дал тебе яд?

Слезы текли по ее щекам, она бросила испуганный взгляд на отца, ожидая его указаний. Она боялась его даже сейчас, когда на горизонте маячила смерть. Абрам жестко смотрел на нее, прижимая ладонь к окровавленному лицу.

– Я… я сделала это сама, – пробормотала она.

– Видишь! Я тебе говорил.

– Заткнись, твою мать, – прорычал Альберт.

Сунув пистолет за пояс, я разорвал платье девушки. Пуговицы упали на снег. Она зарыдала, вероятно, решив, что ее изнасилуют до смерти. Отсутствие бюстгальтера было не самым привлекающим взгляд фактом. Множество старых и свежих синяков покрывало ее тело. Одно из ребер выглядело воспаленным и, скорее всего, сломанным, следы укусов уродовали ее маленькую грудь, некоторые – достаточно глубокие, чтобы быть открытыми ранами.

Может, она и замешана в отравлении, но, очевидно, у нее не было особого выбора. Поскольку много лет назад я был жертвой в руках собственной матери, можно сказать, я сочувствовал ей.

– Ступай, – сказал я ей.

Ее взгляд поднялся ко мне, полный растерянности. Посмотрев на меня секунду, она встала, запахнула платье и побежала к дому.

– Что за черт? – зарычал Абрам. – Она сделала это!

Я поднялся на ноги.

– Она шлюха! Лживая шлюха!

Я направил пистолет в голову Абрама.

– Стой… – Он не закончил ту ложь, которую собирался извергнуть. Один за другим, словно нож, воздух пронзили три хлопка.

Глава двадцать восьмая

clinomania (сущ.) – чрезмерное желание оставаться в постели

Мила

Я считала Юлию скверной горничной, но это было до того, как я заполучила ее в сиделки.

Она взбивала подушку у меня под головой словно тесто, и мои волосы – заодно.

Бросив обиженный взгляд, я шарахнулась от нее.

– Спасибо, с подушкой все хорошо.

Она приподняла бровь, прежде чем отвести в сторону злорадный взгляд, чтобы заняться едой на подносе у изголовья.

– Я не голодна, – сказала я.

Она проигнорировала меня и устроила представление, добавляя сахар в чай. Как будто бы я когда-нибудь вновь захочу чая.