Темное Наследие

– Молча-а-ать, мычащие! – во всю силу глотки заорал глава синдиката Ахас Мясник. – Ссаными тряпками гнать вас нужно аж до самого погоста. – Дальше шел непереводимый на нормальный язык новаторски-эмоциональный блок ненормативной лексики.

Бессменный руководитель самого опасного преступного сообщества столицы вот уже как минут тридцать по самое не могу дрючил лучших дознавателей и службу безопасности.

– Эй-эй, глаза на жопе! Что происходит?! Кто-то или что-то проникает в наше святая святых – обратную башню, а это, на минуточку, тридцать метров под землей и как мелких кровососов валит наших авторитетов, забирает пациента и концы в воду. А вы тут, что мне впариваете, убогие? «Не знаем, не понимаем, это невозможно».

– Мясник, нужно Синюшника звать, – с виноватыми интонациями в голосе сказал глава службы безопасности. Выпад Мясника получился неожиданным, почти незаметным. Грудь безопасника навылет пробил неслабых размеров разделочный топор. Глава брезгливо скривился, коря себя за то, что не сделал этого раньше.

– В Синдикате открыта вакансия главы службы безопасности, – со всей серьезностью заявил Ахас Мясник. Нужно было сразу «спеца по прошлому» звать, так за глаза иногда называли Эотта Синюшника, специалиста по сверхсложным расследованиям.

Эта занимательная личность была доставлена в синдикат почти тотчас. Ему накинули плотный мешок на голову, для подстраховки подвязав на шее, и порталом сопроводили в обратную башню синдиката к самым дверям пыточной. И уже здесь перед ним извинились и сняли мешок.

Сам по себе «монстр» сыска выглядел не очень и это еще слабо сказано, на самом деле, при виде этого худющего разумного создавалось впечатление, что оно находится на последней стадии истощения. Казалось еще немного – и все, к праотцам.

А нет, оно весьма шустро передвигалось и при этом очень эффективно действовало. Долговязый, узкие плечи, нос крючком, в ноздрях тампоны, большие впалые глаза в темных разводах, синюшные губы-ниточки плотно сжаты, лоб высокий – гладкий, с татуировкой большого двухзрачкового глаза, волосы тонкие, редкие. Вообще этот индивидуум по своему виду больше походил на роль вестника Апокалипсиса, чем на знаменитого следователя.

– Где? – не сказал, а прошелестел сухими листиками Синюшник.

– Здесь, уважаемый, – пробасил амбал-охранник, попытавшийся было распахнуть массивную дверь пыточной.

– Не стоит, – тихо выдохнул Эотт, и тонкими длинными пальцами, словно затянутыми в черный лакированный пластик, без какого-либо труда отодвинул массивного быка от двери, будто это был муляж из папье-маше.

Эотт Синюшник как-то по-звериному уставился на дверь, словно собирался ее сожрать, вытянув длинную шею, одним резким движением скинул свой балахон и вытащил тампоны из носа, отбросив одежду прочь, как старую опостылевшую кожу. Оказалось, все тело лучшего в столице следователя покрывала блестящая пленка, словно его облили нефтью. В таком виде он и вовсе перестал быть похожим на какую бы то ни было из преобладающих в поясе миров рас. Его вид являл собой смесь живого скелета с повадками и моторикой богомола. Вытянув вперед свои длиннющие руки-кости он, жадно вдыхая носом, в два дерганых шага оказался вплотную к двери, а массивная его голова резко опустилась вниз и развернулась почти вплотную к ручке, да так неестественно, что кто-то из наблюдающих даже вскрикнул, в испуге схватившись за свою шею. Эотт-дознаватель застыл секунд на десять, следом качнув своей головищей, будто подтвердив некую догадку, распрямился и резко открыл дверь.

Синюшник не стал входить. Стоя на месте, он словно фокусник, выхватил из воздуха кусок тумана и стал его мять руками, будто хотел слепить снежок, при этом что-то нашептывал или шепеляво пел какую-то песню, но так, что ничего было не разобрать. Затем он вкинул это непонятное в пыточную, и ту заволокло густым туманом. Эта серая мгла недолго повисела в воздухе, а затем исчезла. Ну а на то, что осталось в этом многострадальном помещении, стоило посмотреть.

Все пространство пыточной расчерчивали разноцветные стрелки разной ширины и насыщенности. Почти все были подписаны какими-то незнакомыми символами, местами жирно перечеркнутыми красными штрихами. Основание так же было размечено, но тут все оказалось понятно, маркером обозначались контуры поверженных, вернее места, где они когда-то лежали.

Сбоку, у самой стены, где не было никаких росчерков и отметок, висел список данных, и опять же язык, на котором он был написан, похоже, понимал только этот чужеродный колдун. А самое интересное, у этого по всем параметрам странного следователя появился явный интерес к происходящему, он улыбался, если так можно назвать жуткий оскал острых треугольных резцов.

– Все! Я взял максимум из возможного, – громко просипел Синюшник с довольной интонацией, у него даже лицо слегка покраснело и уже не выглядело, как лицо покойника, забытого в морге.