О жизни, любви и о красоте свежего осеннего дня он мог писать где угодно.
Слово
И чего заслуживала она за то, что поддалась его чарам?
В некотором смысле Йен, читавший эту рукопись с полудня в своем кабинете, страдал больше всех.
Энди не знала, чего ожидать, когда сообщила мужу, что не только нашла рукопись, но приобрела права на нее. Она прочитала каждое стихотворение десятки раз, прежде чем поделиться своей идеей о публикации этой книги.
Жить с открывшимся знанием, пояснила она, будет во многом сложнее, чем с тем секретом, который она планировала унести с собой в могилу. Энди приняла реальность того, что попалась в расставленные Далласом силки, но, как и Кэссиди, не могла принять несправедливость его приговора. Выпуск книги в мир мог стать ее жестом против соучастия.
Кроме того, стихи были хорошими.
Энди ожидала, что Йен будет возражать, доказывая, что она подвергает себя риску разоблачения, не говоря уже о его родителях, их детях и в конечном итоге самом Гленлейке. И разве не по тем же причинам в первую очередь у них не было иного выбора, кроме как хранить молчание?
Появившись перед самым ужином, Йен сразу подошел к бару и налил себе бурбона.
— Очевидно, книга не может называться «Девушка из Гленлейка».
— Естественно, — согласилась она. — Но ты одобряешь саму идею публикации?
— Ты понимаешь, что кто-то свяжет это с Гленлейком?
— Понимаю. Но только так я смогу жить с правдой, которую мы вынуждены похоронить.
— С другой стороны, — помолчав, спросил Йен, — много ли народу вообще читает поэтические сборники?
— Надеюсь, достаточно, чтобы покрыть расходы на издание.
— Твое издательство, тебе и решать.
Энди забрала у него стакан виски, поставила на стол и заключила мужа в объятия.
— Кстати, я запомнил строчку, которая могла бы стать хорошим названием, — добавил Йен.
— Какую?
— «Утонуть с другими…»