Темное пламя любви

Однорукий пытался заслониться своей когтистой лапой, но Гантимур обрушил дубинку на его одноглазую голову, и та раскололась с омерзительным треском.

Гантимур отшвырнул дубинку и бросился к Ольге. Рывком поднял ее с земли, стремительным движением провел руками по лицу и телу, словно проверяя, все ли на месте, на миг прижал к себе, и она ощутила, как тяжело вздымается его грудь, и бросился бежать по тропе, таща Ольгу за собой. Но она поминутно спотыкалась, еле передвигала ноги, она словно ослепла от слез, которые так и лились из глаз, задыхалась и наконец выдернула руку из цепких пальцев Гантимура и упала на колени, закрыла голову руками.

– Больше не могу! Не могу больше! – кое-как вытолкнула из горла, перехваченного рыданиями.

Гантимур опустился рядом, обнял ее, шепнул:

– Все уже. Уже все кончилось. Успокойся.

Ольга несколько раз глубоко вздохнула, поразившись, как быстро возвращается к ней спокойствие в присутствии Гантимура, в его объятиях. Дрожь унялась, дыхание восстанавливалось. Слезы перестали слепить глаза.

– Они нас не догонят? – наконец смогла выговорить она.

– Их больше нет, я их прикончил, ты же видела.

– Я глазам не поверила, честно. Ты таким огромным деревом размахивал… Ну прямо Илья Муромец!

– Нас этому учат, – небрежно пожал плечами Гантимур. – Учат биться особыми дубинками. Они могут быть длиной в рост того человека, который будет ими драться. В каждой семье имелись и детские дубинки, потому что обучение начиналось с четырех лет. Ну и стрелять из лука, это само собой, и уклоняться от стрел… Ну и делать такие стрелы, чтобы они пели в полете.

– Пели? – отстранившись, изумленно глянула на него Ольга.

– Да, они были снабжены особыми костяными свистунками, которые завораживали зверя и пугали врага, – улыбнулся Гантимур. – Эвенки были духом воисты, как выразился о нас кто-то из русских путешественников! Так что у меня хорошая подготовка, тем более, чтобы разогнать этих… этих…

– Кто они? – повернулась к нему Ольга. – Кто это был? Это ведь не люди! Оборотни?

– Оборотни не идут в Буни, – качнул головой Гантимур. – Они принимают образ того существа, суть которого преобладает в оборотне. Если это человек – в Буни идет умерший человек. Если это зверь – сюда попадает сдохший зверь.

– А с кем ты в таком случае сражался, о храбрейший из эвенков? – Ольга изо всех сил пыталась добавить в голос хотя бы нотку насмешки, однако получалось как-то не очень. – Кто это были, если не оборотни?

– Помнишь, мы с тобой говорили о материальности мыслей? И я тебе пересказал одно наше выражение: «нэ лэтчэ-ми нэлэ», не бойся страха! Тебе было так страшно, что воображение твое вышло из-под контроля.

– Ты что? – резко отстранилась Ольга. – Хочешь сказать, что эти плоды свалились с ветки моего воображения?! То есть ты дрался с такими воздушными безобидненькими штучками?

– Тебе было страшно, – настойчиво повторил Гантимур. – Твои мысли, твое воображение вышло из-под контроля и отправило к тебе живые существа. Очень страшные! Я, когда их увидел, сам со страху чуть не умер, даже не сразу смог собраться и броситься к тебе. Ты прости меня…

– За что? Ты уже разбил их в пух и прах, хоть и немножко опоздал, – рассеянно улыбнулась Ольга, все еще не в силах осознать, что сказал Гантимур.

То есть это были призраки? А Игорь?!

– Да нет. Не за то, что опоздал! – досадливо дернул плечом Гантимур. – Эти существа явились к тебе по моей вине. Понимаешь, чэнкирэ… То ли мед перезрел, то ли цветы уже подвяли… Словом, вместо того чтобы тебя успокоить, это питье, которое я приготовил… это питье тебя возбудило.

– Возбудило… мое воображение, ты имеешь в виду?

– Нет, тебя, твою суть, твои потайные ужасы. Все женщины полны страха перед насилием, вот твои страхи и вырвались наружу, совершенно раскованные и бесстыжие. И, повинуясь законам этого мира, мгновенно приняли материальный облик.

– А Игорь? – воскликнула Ольга. – А Игорь?! Его тоже выпустило на волю мое разнузданное воображение?

– Игорь? – повторил Гантимур. – Твой муж? Здесь был твой муж?! – Он помолчал, резко перевел дыхание. – И… что? Ты говорила с ним? Он отвечал?

– Нет, – с трудом проговорила Ольга, – он прошел мимо. Он посмотрел на меня так, что я чуть с ума не сошла от этого его взгляда! Так всегда бывало с нами раньше, он так смотрел… и я сразу была готова на все. Этот взгляд действовал на меня сильнее его прикосновений, его глаза… Ты не знаешь, какие были у него глаза, как я любила их, как я его любила!

Она прижала кулаки к глазам, хотя слез не было: ее душили сухие рыдания, а слезы, которые принесли бы облегчение, жгли глаза, но не проливались.

– Теперь понятно, – пробормотал Гантимур. – Теперь мне все понятно! Ты думала о своем муже, как всегда думаешь о нем, – его призрак появился и возбудил тебя, и на запах этого возбуждения собрались другие призраки: алчные, жаждущие самцы, которые рванулись на запах разъяренной самки. И этот запах до сих пор разносится по тайге… Я чувствую его! Так что лучше держи свое возбуждение в узде.

Ольга со стыдом отвернулась.

Да. Гантимур был прав! Ее лоно пылало от неутоленного желания!