Нет, этого не могло быть! Он не мог умереть. Он не
Но тело с застывшими черными глазами, лежащее на залитом кровью холодном каменном полу, говорило мне об обратном.
– Тамара, проснись! – прошептал в моей голове Люсифер.
Я почувствовала, как кто-то сжал мне руку. Это был не Аван.
Я в последний раз посмотрела на мертвое тело Люсифера, осознавая, что он умер ради меня, – а затем с мучительным криком открыла глаза и проснулась.
Я больше не была в камере пыток, освещенной факелами, а находилась в нашей камере, в объятиях Люсифера. Меня держали руки
Он жив! Он не умер!
– Ш-ш-ш, – пробормотал он и притянул меня еще ближе к себе. – Это был всего лишь сон.
Он снова и снова гладил меня по волосам и шептал успокаивающие слова. Наконец мое учащенное сердцебиение понемногу снова замедлилось. Через некоторое время я села и тыльной стороной ладони обтерла слезы со щек.
Люсифер серьезно посмотрел на меня. Его угольно-черные глаза сверкнули в темноте.
– Я знаю, что ты не в силах управлять собственными снами – но, пожалуйста, не грезь снова о моей смерти. Я… – Он сглотнул. – Я не могу этого вынести, когда ты так кричишь.
Я вгляделась в его испуганные глаза – и что-то во мне сломалось.
– Я кричала? – проскрипела я. В горле моем совсем пересохло.
– Да, – ответил он. – Что-то вроде:
– Мне очень жаль, что я тебя разбудила, – пробормотала я.
– После того, что ты мне вчера рассказала, я все равно не мог уснуть, – отмахнулся он.
Вчера вечером мы с Люсифером долго сидели на узких нарах и разговаривали. На самом деле говорила только я, а он внимательно слушал рассказ об Аване, оказавшемся моим отцом.
Мы долго молчали.
– Как ты думаешь, тебе удастся снова заснуть? – через некоторое время обеспокоенно спросил он.
– Может быть, в твоих объятиях… – слабо улыбнулась я. Он кивнул, и мы вместе легли на нары, на самом деле слишком узкие для двоих.
Прильнув головой к его груди, я прислушивалась к его мерному сердцебиению. Это был самый лучший звук в мире. Я знала, что не смогу без него жить.
Когда на следующее утро я открыла глаза, яркий дневной свет просачивался из маленького окошка надо мною, но едва ли освещал нашу маленькую каморку. Люсифер больше не лежал рядом со мной, а стоял на коленях перед дверью. Он возился с тяжелой железной цепью со ржавым замком, но пока безуспешно.
Когда я села и нары подо мною заскрипели, он развернулся ко мне.
– Как твои дела?
– Довольно хорошо, – соврала я. Голова моя раскалывалась, будто я как минимум трижды стукнулась ею о стену, и кружилась от сумеречного света и спертого воздуха, не говоря уже о лютом морозе, не сдававшем свои позиции даже весной. Но я не хотела обременять Люсифера еще и своими проблемами. Я видела, как сильно действовали на него эта камера и его раненая нога. Он все еще прихрамывал.
Но, по крайней мере, он был жив!
Вздрогнув, я вспомнила свой сон – и тут же заставила себя изгнать его из головы. Если мы намереваемся когда-либо выбраться отсюда, мне нужно было сохранять ясную голову и не позволять плохим мыслям постоянно сбивать меня с толку.
Я попросила Люсифера отвернуться, облегчилась в узкую дыру в каменном полу, а затем и сама осмотрела замок, висевший на двери камеры. Безнадежно. Даже будь у меня шпилька, я не смогла бы его открыть. Люсифер спустя некоторое время в отчаянии пнул дверь ногой, но она также ничуть не поддалась.
Когда наши желудки заурчали так громко, что их наверняка было слышно до самого пляжа, кто-то наконец спустился по лестнице. Это был Аван. Конечно, Аван – кому же еще здесь оказаться? Я не могла не пережить свой кошмар снова. Будто наяву я почувствовала нож Авана у своего горла; его горячее дыхание коснулось моего уха, а на полу я опять увидела окровавленное тело Люсифера.
Когда Аван молча остановился перед нашей камерой, вытащил ключ и отпер дверь, я была готова вскочить и наброситься на него. Мой отец? Ага, сейчас! Он был ужасным чудовищем, хуже любого пса-кровопийцы. Я уже собралась было отполировать его лицо кулаком – но Люсифер мягко удержал меня.
Я в изумлении посмотрела на своего друга. Тот, в свою очередь, смотрел на короля. Казалось, эти двое ведут между собою немую дуэль. Люсифер источал холодное спокойствие, но я видела, как под маской безразличия он весь бурлит. Аван, однако, лишь посмотрел на него с тихим удовлетворением, прежде чем просунуть нам в камеру миску, запереть за собой дверь и уйти прочь. Он не вымолвил ни слова.