Темное прошлое человека будущего

Однажды я проснулся от сквозившего из окна холода, заварил себе чай, а затем на несколько минут задумался, решая, сколько ложек сахара в него положить. Обычно я кладу две, но почему не три, не пять, не десять, почему вообще сахар, а не соль и масло, как калмыки? В этот момент любой из вариантов показался мне одинаково возможным. Я вдруг почувствовал, что память о том, что хорошо, а что плохо, что вкусно, а что отвратительно, хотя еще и не покинула меня полностью, но держится во мне на честном слове, на последней тонкой ниточке. Плоский желтый лист проплыл в тумане за окном. Он не падал, а именно плавно плыл мимо, слегка покачиваясь на неровностях воздуха, как будто силы тяготения больше не существовало.

Наконец раздался телефонный звонок, восстанавливая распавшиеся было связи, удерживающие этот мир и меня в нем. Звонила Ирина, чтобы сказать, что мы можем встретиться вечером.

В тот вечер я первый и единственный раз побывал в некричевой квартире после ремонта. Дверной замок остался прежним, и бывший у меня ключ подходил к нему, как и раньше. Ирина сказала, что Гурий собирается ставить железную дверь и тогда уже вместе с дверью менять замок, – зато самой квартиры стало не узнать: если б меня привели сюда с закрытыми глазами, я никогда бы не догадался, что это та самая квартира, где я уже был трижды.

Новый сияющий паркет под ногами, по которому хотелось кататься, как по льду, венецианские зеркала, японская аппаратура, арктической белизны американская сантехника… Модная итальянская мебель выглядела слегка растерянной в больших комнатах. Кажется, даже ветер, шевеливший занавеску в приоткрытом окне, залетал сюда не с улицы Горького, а откуда-нибудь из южной Франции. И главное, от прошлой обстановки не осталось и следа, изумление старых стен довоенного дома было скрыто под голландскими моющимися обоями, квартира смотрелась так, будто всегда была такой. Из всех вещей, бывших здесь при Некриче, я нашел только оставленную Лепнинским и по неясным причинам сохраненную Гурием модель краснозвездного бомбардировщика, распластавшего крылья над хрупким журнальным столиком и казавшегося в новом окружении одиноким, как белая ворона.

Зато в бывшем кабинете отца Некрича находился настоящий склад старья – сюда сносил Гурий свои коллекционные трофеи. Дверь еле открывалась, заставленная стиральной машиной «Вятка». Мешки с одеждой были свалены кучей, целые ящики с обувью громоздились друг на друга. Очевидно, все усилия Гурия уходили на приобретение новых старых вещей – на то, чтобы разобрать их, времени уже не оставалось. Сильный нафталинный запах шел из кабинета. Ирина с демонстративной брезгливостью закрыла туда дверь.

Пока я ходил, осматриваясь, по комнате, где когда-то мы вчетвером, Некрич, я и две девушки, сидели за круглым столом под темной люстрой – теперь в это трудно было поверить, – Ирина следила за мной с дивана, угрюмо грызя заусенец на пальце. Когда глаза наши встретились, показалось, что все это время я разглядывал новую обстановку на самом деле только для того, чтобы избежать этой встречи.

Она устроилась на диване так, что поднятая рука лежала локтем на спинке, одно плечо было выше другого и перекашивало вырез платья, открывавший кусок шрама под ключицей. Я множество раз разглядывал этот шрам и досконально изучил его, но теперь – оттого ли, что раньше я всегда видел его лишь на голом теле, или потому, что сейчас он выступал из выреза только наполовину, – он показался мне необыкновенно и по-новому притягательным. «У тебя на шее, Катя, шрам не зажил от ножа…» Словно почувствовав мой взгляд, Ирина повела шеей так, точно ей было неудобно и скучно между плеч, и от этого движения шрам открылся еще немного…

– Ты говоришь, Гурий не придет раньше девяти?

– Не должен…

– Значит, у нас еще час в запасе.

Вслед за платьем она сняла с руки часы и положила их на стол циферблатом вниз.

– Куда ты будешь меня прятать, если он сейчас вдруг явится? Под кровать?

– Я не успею тебя спрятать, – ответила Ирина совершенно серьезно.

– А это возможно? Может случиться, что он придет раньше времени?

– Конечно, возможно. Все возможно. – Она обняла и привлекла к себе мою голову, как бы утешая: не беспокойся зря, будет лишь то, что будет. И затем уже только шептала мне на ухо: – Не спеши, не спеши, не спеши…

А когда все кончилось и я протянул руку за часами на стуле, Ирина сделала непроизвольное движение, чтобы остановить ее, даже схватила меня за запястье, но сразу же отпустила. И все-таки я успел понять: в глубине души Ирина хотела, чтобы я забыл о времени, Гурий вернулся и застал нас. Может быть, даже не отдавая себе в этом отчета, она стремилась к вскрытию ситуации, к скандалу, к поножовщине – это был ее способ обнажения истины.

Это разрушительное стремление боролось в ней с ее природной хитростью, умением устраивать жизнь, и исход борьбы зависел только от случая. Я почувствовал себя разменной фигурой в ее отношениях с Гурием, которой она, недолго думая, могла бы пожертвовать.