Темное пространство

Наверное, мне должно было быть хорошо — я уснул рядом с Кэмом, упершись макушкой ему в подбородок. От него исходило тепло, и с ним я чувствовал себя в безопасности. Я не должен был грустить, когда меня обнимает Кэм, но отчаяние все равно просочилось в мои сны, стоило мне забыть про возведенные мной стены.

А может, я знал. Может, предчувствовал, что все кончено.

В ту ночь мне приснилась Копа. Я лежал в кровати и смотрел из окна на звезды.

Утром пришла повестка, и она все еще лежала под моим матрасом. Я прочитал ее, а после не мог заставить себя взглянуть на нее еще хотя бы раз. Я хотел сжечь ее или закопать, но знал, что погоды это не сделает. Мой номер всплыл: меня призвали.

У меня оставалось два дня. Два дня до того, как придется оставить все ради черного ничто. Я был достаточно взрослым для призыва на службу, но никогда еще не чувствовал себя таким маленьким ребенком.

Я не хотел лететь. Я боялся. Я хотел позвать папу… Как, черт побери, я должен сказать ему об этом? Не то чтобы в Копе меня ждало светлое будущее, но мне хотя бы не грозило одиночество. У меня были бы отец и Люси, а у них я.

В них заключалась вся моя жизнь, и я всегда знал, насколько хрупок мой мир. Всегда страшился этого момента. И вот он настал, и все, что я так старательно пытался удержать, ускользало у меня из рук.

— Брэйди? Брэйди? Ты спишь, Брэйди?

Люси спала на матрасе прямо на полу — ну, во всяком случае предполагалось, что там, хотя чаще она забиралась в кровать ко мне. Летом от ее тельца шел жар, как от печки, и мы оба просыпались мокрыми от пота.

— Я не сплю.

Она подобралась ко мне. От нее пахло карболовым мылом — мы не могли позволить себе другое.

— Загадываешь желания на падающие звезды?

— Ага. — Желаю никогда их не видеть.

А потом во сне вдруг наступила другая ночь, и меня больше не было дома.

Папа показал на небо.

— Помаши Брэйди!

— Я загадала желание! — воскликнула Люси. — А Брэйди на небесах, пап? Брэйди умер?

«Брэйди умер? Брэйди умер? Брэйди умер?»

Я проснулся со слезами на лице.

Я сел и потер щеки. Кэм еще спал. Во сне он казался таким красивым. На его лице вдруг промелькнула тревога, и я почувствовал вину. Может, щупальца из моего сна зацепили и его? А потом он вздохнул, и его лицо разгладилось. Он снова мирно спал.

«Ты лучшее, что со мной случилось здесь, ЭлТи. Ты значишь для меня больше, чем следовало бы, так почему я не могу поверить, когда ты говоришь, что я не умру? Что ты скрываешь?»

Я глянул на будильник.

Черт, середина ночи. Еще по меньшей мере часа четыре до прихода охраны с нашим завтраком. А что потом? Потом, через несколько часов или дней — кто его знает? — придут Безликие. Может, хоть это принесет какое-то облегчение? Надеюсь.

А если они нас всех не уничтожат? Ну, пусть и недолго, но у меня был Кэм. По крайней мере когда Хупер снова скажет, что все пилоты Ястребов — самодовольные козлы, я смогу вспомнить о единственном, который не подпадал под это определение.

Сон все еще клубился на задворках сознания. Он оставался таким ярким, что я почти ощущал запах глины. Боже, как же я соскучился. Может, так со всеми. Говорят, что через несколько месяцев это проходит, но, может, просто к этому времени ты успеваешь научиться скрывать тоску под фальшивой бравадой. Как я.

Только Кэму я не мог солгать, от него у меня не было секретов.

Я опустил на него глаза — он так мирно лежал — и подумал, как же так получилось, что у него от меня секреты все же есть. Он гораздо больше времени провел под воздействием этого Безликого мозготраха, но дело ведь не только в этом. Что он скрывает? Почему не доверяет мне настолько, чтобы сказать?

Хотя Кэм обещал, что от его секрета никому не будет вреда, почему я не могу перестать думать о предательстве? Он что-то утаивал от меня, от всех. И это пугало.

Я выглянул в окно и подумал, что же делал с ним Кай-Рен. Как и коммандер Леонски, я сомневался, что Кэму можно доверять, когда дело касается Безликих. Он не лгал, я знал точно, но что если мы просто задавали не те вопросы?

«Эй, говнюк, — бросила мне как-то Линда, — это ты стащил десять баксов из моего кошелька?»

«Нет!»

«Ах ты мелкий, лживый засранец!»

Мне было десять, и я был худым как щепка. Она была больше. И все время, что она меня била, я думал только: «Я взял двадцать, сука». И оно того стоило.

Позже, когда вернулся домой отец, я поклялся ему, что сказал Линде правду.

«Я не брал десять долларов! Я не вру! Почему ты разрешаешь ей жить с нами? Почему ты позволяешь ей меня бить? Ненавижу тебя!»

В детстве я постоянно наказывал отца, потому что мне не хватало смелости, чтобы дать отпор Линде.