Темное пространство

Док читал журнал по медицине — на развороте была диаграмма сердца, что вряд ли было случайностью. Хотя думаю, нужные ответы он бы в этом журнале все равно не нашел. Мы с Кэмом бросали вызов медицинским знаниям Дока и кого бы то ни было на Земле. Да что такое было в той капсуле, чтобы сделать Кэма таким? И сможет ли Кай-Рен действительно все исправить?

— Прости, — слабо улыбнулся он. — В следующий раз постараюсь не падать в обморок.

— Ты не падал в обморок, — сказал я. — Ты умер.

Мне не нравилось, как звучит это слово. Не нравилось, что приходится заставлять себя его выговаривать и не нравилось, куда могут привести меня ассоциации. Я потрогал письмо в кармане и почувствовал укол боли.

«Нет, не надо».

Кэм нахмурился:

— Брэйди?

Я не хотел рассказывать об этом ни Кэму, ни кому-то еще. Толку не будет; я больше не сопливый мальчишка. Я могу не думать об этом. Я могу думать совсем о другом. Мои страх и тоску можно истолковать так же, как и до встречи с Кэмом, главное — за них не цепляться. Тогда они не будут иметь значения.

— Ты умер, — повторил я, направляя свою печаль и злость на это.

Кэм хмуро посмотрел на меня, пытаясь распутать клубок моих мыслей.

— Сейчас я здесь, — возразил он.

Я сердито уставился на него:

«И надолго?»

Он улыбнулся и опустил глаза.

«Да, понимаю».

Странно, да? Кэм, может, и выживет, но мы не будем вместе. Может, когда Кай-Рен все исправит — или убьет нас всех (я всегда был пессимистом), — я перестану испытывать необходимость в том, чтобы он был рядом. Может, это все биохимическая связь между нами, точно симбиоз. Ему нужно было выжить, и поэтому мне нужно было постоянно к нему прикасаться. Может, это желание искусственное, просто изобретение какого-нибудь ученого Безликих. Может, оно исчезнет, как только наша связь благополучно порвется. Может, она отпадет, словно хвост ящерицы, послужив своей биологической цели. А может, я просто идиот, раз сижу здесь и пытаюсь думать об этом, когда должен с толком использовать оставшееся у нас время.

Кэму было так хорошо, когда Крис его трахал. Хочу ли я этого? Наверное, хочу. И я знал, что Кэм будет терпелив со мной. Я ему доверял. Если я и сделал бы это, то с ним.

Вот только какого хрена я думаю о сексе в такое время?

«Что-то не так, Брэйди? — Кэм внимательно посмотрел на меня. — Что случилось?»

«Оставь меня в покое».

Так он и послушал.

— Брэйди? — тихо позвал Кэм.

Я не хотел думать о папе или Люси, но почему вместо этого я думал о сексе? О том, чтобы меня трахнули, о том, чтобы кончить, когда отец мертв, а небеса Люси рухнули. Да что со мной такое?

— Иди на хрен. Я не шучу, ЭлТи, пошел ты.

Нарушение субординации налицо, да еще прямо посреди офицерской столовой. Прямо перед толпой ублюдков, медных звезд на плечах которых хватило бы на всю Вселенную. Прямо перед коммандером Леонски.

Он, сощурившись, наблюдал за нами через несколько столиков.

«Ну давай, засунь меня в карцер, козел. Посмотришь, есть ли мне дело».

Мне хватило ума не произносить этого вслух, но Кэм услышал и широко распахнул глаза.

— Гаррет, — сказал Док, нахмурившись. — Что случилось?

«С чего бы начать? Отвяжись».

— Брэйди, — тихо позвал Кэм. — Брэйди?

Я так резко отодвинул стул, что тот повалился на пол.

— Убирайся из моего головы, мать твою!

Похоже, офицеры не любят, когда новобранцы приходят в их столовую, едят их еду, а потом устраивают сцены. Не знаю, кто из них меня схватил, но точно не Док. И не Кэм, потому что они все еще в шоке смотрели на меня.

Какой-то урод, пахнущий лосьоном для бритья и кремом для обуви. Он за пару секунд скрутил меня, уложив на пол, хотя для него это вряд ли было достижением, потому что комплекцией он напоминал говнолет. Впрочем, моей проблемой всегда было неумение вовремя прикусить язык.

— Убери руки, грязная скотина!

Глупо кричать такое парню в два раза тебя больше. Особенно если он офицер. Он ткнул меня лицом в пол, и это было здорово. Внезапная волна боли и унижения прорвалась сквозь давящую тяжесть в груди, разодрав ее на части. Она разбилась вдребезги словно стекло — острое, твердое, прозрачное, — оставив после себя только холодную ярость. Это было так здорово.

«Сделай мне больно. Сделай мне больно еще».

Я попытался вырваться, и он повторил.

Где-то на периферии моего проигранного сражения я слышал поднимающийся гул голосов. Док и Кэм, наверное, единственные пытались меня защитить. Остальным не было дела до того, каким способом какому-то наглому рядовому вправляют мозги. Даже самому рядовому. Потому что так я не думал об отце, не думал о Люси, не думал о чертовом письме, лежавшем в кармане куском свинца.

Вот только на самом деле думал, и, конечно, Кэм эту мысль услышал. И должно быть, сказал Доку, потому что, не успел я ничего сообразить, как тот уже нашарил в моем нагрудном кармане письмо.