Тёмное сердце ректора Гордеева (СИ)

Но самой распространенной была история его родословной. Поговаривали, что Гордеев – из старой дворянской семьи, сбежавшей после революции аж в саму Бразилию. Рассказывали, что сам Демьян Олегович рос в ужасных условиях, что отец его был извергом и домашним тираном, отчего мать Горыныча повесилась, а сам он получил тяжелейшую душевную травму. И теперь, в качестве некоей извращенной терапии, любит всячески издеваться над людьми, унижать и запугивать.

Одевался господин ректор всегда во всё черное – словно считал необходимым поддерживать созданный вокруг себя имидж страха и народного трепета. Говорил низким, довольно спокойным голосом, но на таких особенных тембрах, что леденело сразу же всё сердце и шевелились маленькие волоски на затылке.

Язык при виде Горыныча начинал позорно заплетаться и нести всякую бессмысленную чушь.

Нет-нет и еще раз нет! – мотнула я головой в ответ на собственные мысли. Целовать такого жуткого типа – себе дороже!

То есть, мужчина-то он, конечно, видный – широкоплечий, высокий брюнет с жестким подбородком и металлическим блеском в глазах – и, наверняка, существуют дамы, которым это позволяется – приближаться к нему настолько близко, чтобы поцеловать.

Однако, я была уверена, что это какие-то специальные, тренированные дамы, совершенно точно знающие, в какие моменты, под каким углом и с какой долей энтузиазма приблизиться, чтобы не разозлить своего «господина». Или готовые получить по голове за наглость. А может, вообще достигающие удовольствия от постоянного унижения и собственного страха.

Есть же такие люди, которые возбуждаются от того, что им страшно? Если это вообще возможно в присутствии Горыныча – возбуждаться.

– Я спрошу у Бурковой, можно ли что-нибудь сделать, чтобы не целовать…

Я резко замолчала, поняв, что проговорилась и надеясь, что Элька ничего не заметила.

Не прокатило.

– Не целовать? – сразу же вцепилась она. – Кого? Она все же предложила тебе что-то взамен? Кого ты должна поцеловать? Колись!

Я подняла руки в защитном жесте.

– Это неважно. И невозможно в принципе. Лучше сразу в гроб лечь.

Ее глаза расширились.

– Неужели?..

– Ага… – я угрюмо кивнула. – Совсем сбрендила идиотка.

Элька вздохнула, соглашаясь.

– Может, послать ее? Всё же игры на деньги незаконны. Как она с тебя долг спросит? Извинилась, сказала, что отдашь, когда сможешь, и привет… Пусть хоть на стенку лезет.

– Не получится. Видела ее парня-мажора с дружками? Она только и ждет, чтобы им пожаловаться – и тогда жизни мне точно не будет…

– Господи, зачем ты в это дело вляпалась? – Элька откинулась на кровать, картинно заламывая руки. – Она ведь специально все это затеяла – заманила тебя играть. Знала, что ты потеряла работу и тебе срочно нужны деньги. И знала, что продуешься, потому что играть не умеешь…

– Что значит, специально затеяла? – не поняла я.

Элька снова тяжело вздохнула.

– Я случайно подслушала, как она со своими припевалами смеялась – прикидывали, что будет, если какая-нибудь непуганная идиотка решит соблазнить ректора ради оценок. Вот и решила с тобой поэкспериментировать. Она не отступится, Лен. А денег у нас с тобой до конца месяца нет.

Медленно, откуда-то из живота и вверх, меня захлестывало отчаяние – темное и глубокое, словно я медленно погружалась в болотную трясину.

– И что же мне делать?

Элька криво и жалко улыбнулась – что, по всей видимости, должно было означать симпатию и поддержку.

– Давай для начала всё же попробуем с Бурковой поговорить. Может, она долг на платежи распишет?

Глава 2

После короткого и довольно резкого разговора с богатой сучкой, в комнате которой я оставила весь свой заработок на ближайшие три месяца, мы с Элькей спустились в кафетерий – прийти в себя за стаканом дешевого кофе и столь же дешевого кусочка яблочного пирога на двоих.

– Может, обойдется? – подруга с надеждой подняла на меня глаза. – Скажешь, что перепутала…

– Мужика перепутала? – усмехнулась я, представляя себе, как нелепо все это будет выглядеть.

По уговору с Бурковой, для того, чтобы она простила мне долг, я должна буду поцеловать ректора уже после завтрашней первой пары, под конец которой он придет в класс разъяснить про новый закон о льготах для студентов.

Слава богу, никто не настаивал на том, чтобы я сделала это при всей аудитории – достаточно было подойти к ректору, когда в зале останутся лишь несколько человек, в том числе и подружка Бурковой, согласившаяся засвидетельствовать акт поцелуя.

Дело в том, что ректор после своих выступлений всегда задерживался, отпустив основную массу студентов и оставив лишь нескольких несчастных, с которыми хотел «поговорить». Обычно ничего хорошего это не предвещало – вуз у нас небольшой, и ректор сам занимался дисциплинарными нарушениями и назначением наказаний, за них полагающихся. И занимался он этими нарушениями хорошо. Основательно. С чувством и расстановкой.