Темное сердце

Кольца слегка пульсировали, намекая, что еще немного, и они снова примутся делать мне больно. Глубокоуважаемый тренер — чтоб ему до утра икалось — «забыл» предупредить, что во время испытания его поделки будут вести себя чуть-чуть агрессивней. Стоило замереть, и бижутерия начинала подгонять меня в меру своих возможностей. Нагрузка возрастала, отчего все мои источники принимались биться вразнобой, грозя разорвать грудную клетку на части. Собрав волю в кулак, я умудрился выдержать чуть больше трех минут — проверки ради. Потом ноги сами рванули вперед, стремясь избавиться от пульсирующей пытки. В этот раз винить было некого — заперев кольца, я напросился сам. В одном я не сомневался, Макаров безоговорочно поддерживал Ницше в его общеизвестном изречении — «То, что не убивает, делает нас сильнее!».

— Как ты?

Из темноты, прихрамывая, вышел Максим — самый молодой сверх из команды Ягая. Судя по встопорщенной ауре, парнишке неслабо досталось от братьев.

— Бегаю потихоньку. Два — ноль?

Макс насмешливо фыркнул и опустился на камень неподалеку.

— Если бы. Втроем в обманку влетели. Ягай Ренату на той стороне пилюлей вставляет, а я сюда пошел. Жора с Лилькой где-то бегают, но против братьев…

Он скептически покачал головой и прикрыл глаза, восстанавливаясь. До конца раунда оставалась пара минут, и потеря большей части команды означала техническое поражение. Близнецам даже не требовалось добивать оставшихся — свое дело они сделали. Дождутся гонга и отойдут к контрольной точке. Племяши Косты отыграли свою фору.

Я бы с удовольствием поболтал с парнем, но кольца настойчиво подталкивали к действиям.

— Ладно, побегу.

То ли Макс погрузился в медитацию так глубоко, что не услышал моих слов, то ли расстроился из-за проигрыша и просто не подал виду, но ответа я так и не дождался. В тот момент меня еще интересовало, которая из команд получит увольнительную, но интерес угас быстро…

— Двадцать седьмой. — Вязко сплюнув куда-то в темноту, я немного подумал и выдвинул более правдоподобную версию: — Или двадцать третий. — Еще немного подумав, хрипло уточнил: — Ну никак не меньше двадцатого. Точно. Двадцатый — хорошо.

Добравшись до контрольной точки, я пытался вычислить, сколько времени осталось до конца тренировки. Мозги закипали, и память отказывалась вспоминать количество намотанных кругов. Путем нехитрых вычислений пришел к выводу, что меня ждет не меньше пяти марш-бросков сквозь полигон.

Говорят, монотонный бег сродни медитации. К сожалению, в моем не было ни капли монотонности. Темнота пещеры, завывание ветра и периодичные всплески магии от охотящихся сверхов — клянусь, незабываемых воспоминаний хватило бы каждому.

Злость давно прошла, уступив место смирению. Нет, Макарыч — урод. И кольца его — тоже уроды! Мерзость не желала слезать с пальцев, хотя я со всей дури бил кулаками в стену. Лупил, пытаясь унять пульсирующую боль, лупил в пустой надежде смять, сорвать их к такой-то матери. Глупо. Ни кольцам, ни покрытым мелкой чешуей костяшкам не было дела до моих усилий. Где-то в глубине билась мысль, что сдохнуть мне не дадут, и на самом деле ничего страшного не происходит, но иссушающая пульсация играючи сметала любые доводы разума.

«Все. Финиш. Идиот, своими руками подписал себе приговор. Нет сил на очередной рывок», — думал я, продолжая бежать.

Это было кругов шесть назад. Добравшись до финиша, я рухнул на землю с мыслью, что уеду отсюда на носилках и в бессознательном состоянии. Мысль преследовала даже после того, как я поднялся и в очередной раз шагнул в темноту. Преследовала на следующем круге. И на следующем.

Истинное зрение периодически отказывало, но ждать было нельзя. Кольца гнали вперед, и передвигаться приходилось едва не на ощупь. Признаю, Макаров создал отличный кнут. Железяки подстегивали к действиям даже в моменты, когда сил уже не оставалось. Они принуждали изыскивать ресурсы, собирать волю в кулак и бежать к цели. Не можешь бежать — ползи, и бывали минуты, когда я полз, потому что альтернатива пугала еще больше. Сдавшемуся оставалось только лежать и скулить. Но я был уверен, что даже в этом случае колечки заставят вытянуться в сторону цели. Чтобы не было так больно, черт побери.

Когда открылось второе дыхание, стало легче.

По крайней мере, сейчас в голове осталось только ощущение металла — стальная дверь холодила затылок, принося долгожданное облегчение. Ни на что другое сил не осталось. Перед глазами вращались цветные круги, огнем горела грудная клетка, и почему-то чесались ладони. В хрипящих легких что-то булькало и болталось как у астматика. Если загнанную лошадь пристреливают, то меня давно пора закапывать.

Но все это неважно. Была передышка, была прохладная дверь, остужающая разгоряченное тело. И еще я точно знал, что в нужное время встану и побегу. Сперва медленно, едва передвигая ногами, а потом все быстрей и быстрей. Пусть не сейчас, а спустя минуту-другую, но побегу.

— Попить бы.