В последние годы он всё хуже контролировал тело, и оно инстинктивно вздрагивало от резких звуков и чужих движений, стремилось сжаться, напрягалось в ожидании чего-то дурного даже от нежных прикосновений женских рук. Хотя, женщина ли это на самом деле? И если стоило ему ещё хоть чего-то бояться на этом свете, то это были именно те руки. Мужчина стиснул зубы.
«Это ничего, ничего, просто повторяй это вслух: я трусливый пёс, мне страшно, я очень боюсь, что снова станет больно…», — прошептал ему на ухо невидимый голос.
Ведьма заглянула ему в глаза, мягко заставила наклонить голову к свету.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, с тревогой заглядывая в глаза.
И это было страшнее всего. Представить, пусть даже на мгновение, что она и впрямь искренне о нём заботится. Потому что он достаточно слаб, чтобы в это поверить.
— Зачем я тебе? — сказал он и поразился тому, насколько окреп его голос.
Ведьма улыбнулась, мягко и даже чуть виновато.
— Мне казалось, что стоило отложить подобный разговор, если ты не слишком хорошо себя чувствуешь.
— Что ты со мной сделаешь? — сказал он.
Она улыбнулась шире. На плече лежала туго заплетённая чёрная коса, лицо было совсем молодое, нетронутое усталостью и морщинами. Она выглядела так, будто их первая встреча случилась лишь вчера. Даже когда ведьма склонилась над ним так, что их лица оказались слишком близко, нельзя было заметить ни единого изъяна. И в этом, наверное, и заключался самый главный признак её нечеловеческой природы. Молодая и красивая девушка, которая останется такой навсегда, что с ней ни сделай.
— Сделай глубокий вдох, медленно выдохни. Выглядишь так, будто сию минуту тебя удар хватит, — сказала ведьма.
Мужчина вспомнил ощущение, когда клинок вошёл в живую плоть, и тёплая кровь полилась по руке. После такого нельзя выжить, он сам закрыл веки убитой. Но потом, когда он вернулся, чтобы забрать тело и предать земле — его не было. Ведьма просто исчезла. Ему стоило хотя бы насторожиться, но он всё ещё считал, что судьба благосклонна к нему.
— Что ты со мной сделаешь? — упрямо повторил он.
Ведьма отстранилась, осмотрела его долгим задумчивым взглядом.
— Это зависит сейчас лишь от тебя самого, — ответила она наконец.
Часть 6
Сквозь узкое окно Гилота рассматривала площадь. Солнце поднялось над крышами домов, тень опустевшего постамента сжалась, поползла к подножию, где расположились трое бродяг. Двое спали, опустив головы и плотнее закутавшись драные куртки. А третий смотрел прямо на Гилоту. Так, во всяком случае, ей показалось сначала. Потом она поняла, что этого не может быть, как раз её он не видит в тени за занавесом и стеклом, не мытым долгие годы. Но смотрел он именно на окна её комнат.
Когда в тишине раздался тихий скрип, Гилота резко обернулась. Мужчина тут же опустил руку, ощупывающую ремень на запястье.
— Если надеешься, что я сумею рассказать тебе что-то важное, то зря, — сказал он. — Все секреты, что я мог знать, за годы потеряли любую ценность.
— Я хочу знать, что с тобой случилось.
Сжав губы, мужчина обдумывал что-то. Потом ухмыльнулся криво, хоть его выражение лица и осталось каким-то жалким:
— А ведь я знал, что ты жива. Всё это время. Сначала лишь подозревал, но потом… Тьма неистребима, так ведь?
— Как тени в солнечный день, — ответила Гилота.
Внутри неприятно кольнуло. Знал ещё тогда? Но каким образом сумел выведать и у кого? Нет, чушь это. И всё же…
— Неужто надеялся, что свидимся ещё?
Мужчина не ответил. Он ждал чего-то, и частое дыхание выдавало страх. Но взгляд запавших глаз был на удивление ясный, куда осмысленнее, чем накануне вечером. Гилота прислушалась к себе, к чужой боли, что принёс ей в спешке проведённый над умирающим обряд. Коснулась протянутой над Бездной нити и не смогла сдержать изумления. Невидимое волокно натянулось. И что там, по ту сторону?.. Нет, не ощутить пока. Лишь фантомная рана на руке под тугой повязкой отозвалась ноющей болью и засочилась уже не воображаемой, а живой сукровицей. Не стоило трогать. Магия крови действует на оба связанных объекта, и всегда — не так безопасно, как хотелось бы. Всё, что требуется, придётся узнать словами.
— Тебе не о чем тревожиться сейчас, — сказала она. — Как видишь, мы уже встретились, а мир не рухнул, и солнце по-прежнему поднимается на востоке. Всякий, кто переступил порог моего дома, находится в безопасности. Говорят обычно, что всякий судит по себе, но что-то не могу я вообразить, чтобы ты расправлялся со слабыми и загнанными. Что бы ты ни думал, я не настолько опасна.
В глазах у него что-то промелькнуло, отблеск того, что было там прежде. Обожженая щека давно зажила, но половина лица осталась какой-то неправильной, и Гилота не смогла бы точно сказать, что за странное выражение проскользнуло на этом лице и вновь исчезло.
— Вот как… Значит, это я опасен? — спросил он и отчаянно дёрнул ремни. — Не говори, что это из великой заботы обо мне.
Гилота позволила себе улыбнуться: