Тёмное солнце (СИ)

Она спустила ноги на пол, сладко потянулась. В комнате, служившей ей спальней и единственным личным прибежищем на этаже, царил мрак, а за плотными бархатными занавесями уже поднималось солнце, это она всегда чувствовала безошибочно.

Сегодня её зовут Альмасина, но некоторые предпочитают по-простому — Ведунья. Она не обижается, даже гордится где-то в глубине души. Теперь её владения малы — взятая в аренду лаборатория на втором этаже старинного дома, с окнами, выходящими на площадь. Когда-то на каменном постаменте стояла изваянная в камне Вечная Императрица Оресия, но десять лет назад обезумевшая толпа разбила скульптуру на мелкие осколки. Теперь в тени высокого постамента жаркими летними днями собираются нищие. Они сидят на загаженном тротуаре, там же лежат, там же едят, там же совокупляются и справляют нужду, не забывая назойливо выпрашивать подаяние у случайных прохожих, торопящихся пересечь дрянную площадь быстрым шагом. Совсем недавно такое нельзя было представить, теперь достаточно просто подойти к окну и отодвинуть тяжёлые занавеси. Ведунья не любит дневной свет, хоть он и не в силах причинить ей вред, поэтому занавеси всегда плотно задёрнуты. А ещё она предпочитает не думать о плохом.

Днём горожане и приехавшие издалека жители деревень приходят к ней, чтобы взять благословения и заговоры, предсказания и предостережения, сушеные травы и корешки, отвары и мази. А ещё оставить наведённую духами хворь, печаль или беду или нежеланный приплод в животе. Это её часть мира, пока единственно достойная внимания. Ведунья Альмасина отдаёт и принимает, впервые за много лет сила не выжигает бессмертную Гилоту изнутри. Она ещё помнит, как это — быть опустевшей. Но сейчас она счастлива. Чувства подсказывали ей, что наступает хороший день. Случится что-то очень важное, нужно лишь вовремя прочесть невидимые знаки силы.

***

Семь лет назад.

«Меня всегда поражала хрупкость человеческого тела. И несгибаемая твёрдость того, что находит в нём временное обиталище, — сказал чёрный брат. — Если бы найти кузнеца, что расплавит в горне такую душу и превратит её в клинок…»

Впрочем, свою мысль чёрный брат так и не закончил, и снова испытующе посмотрел на сидящего в кресле мужчину. Тот склонил голову, губы беззвучно шевелились. То ли молился, то ли посылал смертельные проклятия. Впрочем, последнего чёрный брат не боялся. Он и почтенная комиссия за столом были надёжно защищены. Мужчина содержался, как и подобает поганому колдуну — в ошейнике и кандалах, чей священный узор запирал проклятую силу. К тому же, когда-то он был физически силён, а потому и сейчас толстые ремни и железные крепления держали его неподвижно притянутым к пыточному креслу. Даже голову не повернуть в зажимах.

Четыре часа сегодня, восемь — вчера, как и всю прошлую неделю. И лишь бессильные проклятия, поганая хула и грязные ругательства. Чёрный брат предложил главе комиссии собственноручно выжечь сволочи язык, но тот почему-то взялся соблюдать формальности до конца. Легче стало, когда проклятый колдун сорвал голос.

Глава комиссии повторил вопрос. Чёрному брату уже скучно считать, какой это по счету раз, поэтому он привычно склонился и чуть повернул два рычажка в механизме. Опыт подсказывал — осталось всего несколько мгновений до ни с чем не сравнимого хруста.

— Не будет у тебя левой руки, — сказал он мужчине. — Когда давление станет предельным, обе кости лопнут, а осколки вонзятся в мышцы. Здесь важно то, как скоро за дело возьмётся лекарь. Но тебе его не позовут, потому что ты не содействуешь следствию. Пока не будет знака с твоей стороны, никто не пойдёт навстречу. Если будешь глуп, руку потом отрежут.

Он наклонился, чтобы убедиться — его слышат. Но мужчина не попытался сказать что-то или пошевелиться.

Глава комиссии сделал знак одному из стражников, и тот удалился. Чёрный брат наблюдал внимательно и увидел, что мужчина встревожился, насторожился. Первая за долгое время примета интереса к окружающему миру. А когда стражник вернулся с ещё одним, и мужчина увидел, что они тащат за собой…

Фалько было четырнадцать лет, и он гордился тем, что сэр Томас Вьятт принял его к себе оруженосцем. Теперь, когда голого связанного мальчишку втащили в допросную, в лице у него читался лишь ужас. Пока глава комиссии зачитывал постановление, звучавшее как законченный приговор, мальчишка уставился на хозяина, не в силах оторвать взгляд от обезображенного тела. Наверное, если бы не кляп — оруженосец Фалько закричал сразу. А так он только стискивал зубы, когда его пристёгивали к креслу напротив хозяина. Взгляд мужчины не изменился, и чёрный брат обеспокоенно подумал, что пропустил нечто важное. И тут же мужчина открыл рот и издал серию невнятных хрипов.

— Он здесь не при чем, он не виноват. Что вы делаете? — перевёл для себя чёрный брат.

— Устанавливаем истину, — сказал глава комиссии. — Если не сам преступник, так его слуга и пособник может помочь нам открыть правду.