Темное торжество

— Только Элиза, — продолжаю я. — Только она попыталась спасти мою девочку. Она бросилась к графу, чтобы выхватить младенца. Он толкнул ее, и она упала, ударившись головой о тяжелое деревянное кресло. О том, что от этого-то удара и умерла Элиза, я узнала лишь много дней спустя. А он обхватил толстыми пальцами хрупкую шейку моей девочки и сломал ее. Бросил тельце на пол и вышел из комнаты.

Вот тогда и начался тот ужасающий крик. И потекла кровь. И я не понимала, что это моя собственная родильная кровь.

— Что было потом, я помню очень плохо. Чьи-то сильные и заботливые руки заставили меня лечь. Кто-то с ложечки вливал мне в горло горько-сладкий сироп. И пришла тьма. Благословенная, благословенная тьма. В ней не было ни одной красной капли. Потом мне рассказали, что двумя днями позже мой отец уехал из замка. Скорее всего, лишь поэтому я осталась жива. Будь он дома, старая Нонна нипочем не пошла бы на такой риск. Он, вообще-то, поручил меня заботам мадам Динан, но та менее всего волновалась о том, что я все не поднимаюсь с постели и отказываюсь от еды. А вот Нонне было не все равно. Уж как она бранила меня, тормошила, расталкивала, силясь вернуть назад, в мир живых… Я думала, умом тронусь от ее воркотни.

А может быть, я и тронулась.

— Безумие ли подвигло меня прокрасться на конюшню однажды в ночи, выбрать веревку покрепче и надеть петлю на шею? А потом прыгнуть вниз с сеновала, чтобы оборвать свою жизнь? Нет, это было мужество. Так я думала тогда, так считаю и теперь. Я нашла в себе мужество освободить мир хотя бы от одного д'Альбрэ. Я ведь была дочерью своего отца, это его проклятая богомерзкая кровь текла в моих жилах, и если он несомненно заслуживал смерти, значит ее заслуживала и я. А поскольку убить его было мне не под силу, что ж, я намерена была избавить этот мир хотя бы от своего в нем присутствия… Но высоты падения не хватило, чтобы сломать шею. Я подгибала колени, пытаясь окончательно удавиться, но не получилось: старая Нонна разыскала меня и перерезала веревку. «Убирайся!» — сказала я ей. Она все равно не остановила бы меня. Веревок на конюшне полно, и уж со следующей попытки я как-нибудь да повешусь. Никто и ничто не удержит меня в опостылевшей жизни… Ну, так я думала до тех пор, пока Нонна не заговорила. «Он тебе не отец!» — сказала она, и я застыла на месте, и в первый раз за много дней мне померещился во мраке лучик надежды. Вот тогда-то старуха и рассказала о том, как я родилась. Моя мама очень хотела произвести на свет сына. Ее первое дитя, дочь, родилась мертвой. Но мама все-таки перехитрила д'Альбрэ. Даря мне жизнь, сама она бежала прочь со своим возлюбленным — Смертью. Нонна сказала, что и я пыталась последовать за ними, ибо вышла из утробы бездыханной и посиневшей: пуповина дважды обвилась кругом моей шеи. Но Смерть отвергла меня. Старая Нонна растирала мою кожу и дула мне в рот, пока в конце концов я не закричала.

— Так это она тебя привезла в монастырь Святого Мортейна? — спрашивает Чудище.

Я ненадолго возвращаюсь к реальности и обнаруживаю, что стою в кольце его рук, прижавшись спиной к его широкой груди.

— Да, — говорю я. — Тогда меня отослали в обитель. Сперва я очень буйно себя вела, сестры теряли терпение, и я не могу их за это винить. Однако со временем я успокоилась и даже поверила, будто обрела там убежище. Отныне у меня была цель, было призвание, которому могли послужить мои способности, дарованные Отцом Мортейном. Так оно поначалу и было. Я разделалась с несколькими предателями, перешедшими на службу к французам. Но потом… — Тут голос мне изменяет, ведь, положа руку на сердце, я до сих пор слабо верю, что это вправду случилось. — Потом аббатиса отправила меня назад, в дом д'Альбрэ. Она сказала, что его помощь одной из сторон может определить исход грядущей войны. Поэтому я должна была находиться как можно ближе к нему и сообщать о его планах.

Чудище молчит, но его объятие становится крепче. Он словно бы хочет дотянуться сквозь время и поддержать, уберечь меня тогдашнюю.

— Я с ней спорила, — говорю я. — Противилась как могла, молила и бунтовала, но она уже все решила. И в какой-то момент она поймала меня на единственную приманку, перед которой, как ей было отлично известно, я не устою. Она-де совершенно уверена, что Мортейн наложил на графа отметину, и я вольна буду его убить! Аббатиса даже утверждала, будто сестра Вереда, наша ясновидящая, провидела это. Очередная ложь…

— Кто был отец? — спрашивает Чудище.

— Джосс, сын деревенского кузнеца. Элиза пыталась устроить нам с ним побег. Она даже придумала всякие отговорки для того момента, когда мое отсутствие будет замечено. Но д'Альбрэ дознался.

Я не любила Джосса, меня привлекала свобода, которую он посулил.

А выдал нас Юлиан.

— Нас перехватили, и всадники гнали Джосса, а потом проткнули его копьем. А меня привезли назад связанную, потому что я бешено отбивалась.