Темное торжество

Тут Жаметта права. Она поворачивается к двери, я пытаюсь перехватить ее, но у меня на руках Луиза, и я не успеваю. Жаметта уворачивается от меня и выскакивает в коридор.

Я оглядываюсь на остальных:

— Бежим! Живо!

В коридоре по-прежнему безлюдно, но времени у нас в лучшем случае минуты. Я поудобнее перехватываю Луизу, ловлю руку Шарлотты и тащу их к детской спаленке, где ждет Чудище. Если стража заметит нас прежде, чем мы юркнем в ход, — только на него и будет надежда.

ГЛАВА 47

Когда мы врываемся в комнату, он вскидывает глаза, и вид у него настолько свирепый, что даже я вздрагиваю. Шарлотта в ужасе зарывается в мои юбки, Луиза же смотрит на рыцаря с любопытством.

— Кто ты? — тонким голоском спрашивает она.

Чудище беспомощно косится на меня, в глазах у него страдание.

— Не бойся его, маленькая.

— А я и не боюсь, — с едва заметной обидой отвечает она.

— Вот и хорошо, — говорю я. — Он дружил с твоей мамой и сделает так, чтобы ты была свободна. Это и тебя касается, — обращаюсь я к Шарлотте. Потом вновь поворачиваюсь к Чудищу. — Надо спешить! Меня заметили, Жаметта за стражниками побежала.

Он кивает… и с некоторым удивлением подхватывает Луизу, которую я сую ему в руки.

— Их нужно отвлечь, чтобы не заметили ход, — поясняю торопливо. — Это сделаю я. — Рыцарь с ужасом глядит на меня, и я продолжаю втолковывать: — Они к этой комнате и близко подойти не должны! Иначе ход сразу найдут и вас немедля настигнут.

— Я тебя им не оставлю!

Его глаза… Ах, его глаза! В них такая ярость и мука, что я дышать не могу. Если говорить о том, что выделяет его среди прочих людей, так это верность и честь. И вот сейчас Чудище призывают отказаться от одного из этих качеств!

Луиза беспокойно ерзает у него на руках, чувствует, что он сердится. Рыцарь поневоле отвлекается на нее, и я пользуюсь моментом, чтобы вложить ему в руку ладошку Шарлотты. Быстро поцеловав обеих девчушек, я подталкиваю их всех в направлении спальни.

— Уводи их скорее. Все прочее подождет!

— Я вернусь, — произносит он и наклоняется поцеловать меня, словно скрепляя данное обещание.

Мне некогда смотреть, как они исчезают в туннеле. Я поспешно срываю с себя синее облачение бригантинки, чтобы д'Альбрэ не вздумал наказать монастырь. Закинув его в один из стоящих в комнате сундуков, я высовываюсь в коридор. Близятся шаги, но стражи пока не видно. Я выхожу и бросаюсь бежать в противоположную сторону.

Шаги за спиной звучат все громче, но, если я успею добраться до первого этажа, есть шанс проскочить через двери и затеряться среди слуг во дворе. Я во всю прыть мчусь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки… но моим надеждам не суждено сбыться: совсем рядом бухают тяжелые сапоги.

И это не стражники, даже не собственной персоной капитан де Люр… Это Юлиан.

— Сибелла! — В его голосе мешаются изумление и опаска. — Ты вернулась!

— Я вернулась за нашими сестрами!

— Сибелла…

Он пытается схватить меня за руку, но я шарахаюсь прочь:

— Нет! Нет! Нет! — Вот я и бросила ему в лицо заветное слово отказа, и такова его сила, что я повторяю его и не могу остановиться.

Это рвутся на свободу все те «нет», что копились во мне годами.

Юлиан озабоченно морщит лоб и вновь пытается взять меня за руку. Я освобождаюсь, трудно дыша:

— Не тронь!

Он непонимающе глядит на меня:

— В чем дело?

— В тебе! В нас! В той «любви», которая нас, по-твоему, связывала!

Он слегка трясет головой, словно у него в ухе звенит:

— Но ты же так на самом деле не думаешь?

Растерянность, звучащая в его голосе, до того живо напоминает мне о наших детских годах, что сердце щемит.

— Нет, — шепчу я. — Думаю.

— Почему ты сбежала? — спрашивает он, и я отчетливо слышу всю боль, которую он пытается скрыть.

Что же ответить ему? Поведать о монастыре и о том, чем я там занималась? Или просто высказать то, что у меня на сердце? И для начала открыть причину, по которой я оказалась в обители?

— Я просто умирала изнутри, Юлиан. Не могла больше вынести ни мгновения этой жизни!

— Но ведь у нас были замыслы! Я изо всех сил старался заработать доверие отца, добивался, чтобы он выделил мне надел. Я думал, мы вместе уедем туда и будем жить, как мечтали еще детьми…

— Это ты мечтал, Юлиан. А я нет.

Я произношу эти слова как можно мягче, но он все равно потрясен:

— Но мы все обсуждали, мы хотели сообща…

— В детстве — да. Мы были слишком малы и не знали, что братья и сестры не должны жениться и рожать детей. То, что связывало нас, было неправильно.

— Да какое нам дело, что кто-то там станет думать? Людям не понять того, что связывает нас! Они близко не видели тех ужасов, что мы вытерпели вдвоем! Сибелла, я не выжил бы без тебя.

Я прикрываю глаза:

— И я без тебя, Юлиан. Но то, чего ты требовал от меня, от этого не становится праведней. Я соглашалась только из страха потерять тебя. Боялась, что ты перестанешь дружить со мной и защищать.

Он молчит и смотрит на меня так, словно впервые как следует разглядел.

— Я всегда был твоим другом. И никогда не перестал бы тебя защищать.

— Юлиан, ты меня предал! Ты донес на сына кузнеца, и его убили!

Его глаза делаются безумными, дыхание хрипит в горле.