Он помог Коновалову встать и тот сперва пошел за ним, но потом посмотрел в ту сторону, где в темноте виднелись какие-то постройки. Он ожидал, что выйдут следователь с Пиковым. Но оттуда не доносилось ни звука. И Коновалов подумал, что все бывшее сегодня ему показалось.
— Дядь Лёша, мы так прям с тобой так часто видеться стали.
— Ну а то. Прежде эпизодически, теперь почаще. В этом что-то есть
Они медленно шли по освещенной фонарями улице. Вдруг Коновалов остановился, ему показалось, что он слышит какой-то странный звук похожий на шорох.
— Слышишь, дядя Лёша? Что это?
Кобяков тоже прислушался внимательно
— А, звук. Это озеро шумит. Ветер сегодня сильный. Ты уж давно отвык от этого шума. Раньше, когда ты у нас бывал чаще и ночевал, то часто слышал этот звук, а теперь забыл. Ну, ничего вспомнишь.
И Коновалов вспомнил, что дом Кобяковых прямо рядом с озером находится, шум, который поднимали его волны — это часть его детства, такая же неотъемлемая, как больница, ожёг.
Ночью Петру опять снился священник в том же селе, но теперь он сам держал в правой руке острый серп (лезвие поблескивало на солнце), рядом с ним стоял тот же бородатый дядька, а на стуле сидела связанная по рукам и ногам следователь Квятко. На этот раз у Коновалова было стойкое ощущение того, что он будто бы присутствует в своем собственном сне. И оба персонажа видят его, а тот, кто священник протягивает ему серп, как будто он, Петр Коновалов, точно знает, что им делать в этой ситуации, потому что иначе никак нельзя. Или ты или она. На этом моменте он проснулся. Опять серый день, свет сквозь небольшие окна и дядя Лёша сидящий за столом на кухне и меланхолически пьющий кофе.
— А, проснулся. Говорю тебе, Петя, хватит пить. — Сказал дядя
Коновалов встал, пошел умываться. Как и вчера похмелья он не чувствовал и в целом прекрасно себя ощущал и хотел есть. Он сел за стол и спросил дядю:
— Дядь Лёшь, поесть что-нибудь есть.
Дядя пожал плечами:
— Яичница с беконом.
Кобяков отправился на кухню приготовить яичницу, вскоре Коновалов уже с аппетитом завтракал.
— Слушай, дядя Лёша, а ты знаешь кто такая Ненармунь?
Кобяков с удивлением посмотрел на Коновалова, некоторое время думал, потом ответил, как показалось Коновалову, начав издалека:
— Ты ведь знаешь, наш город основали вергизы.
Но тут вдруг он остановился, посмотрел внимательно на Петра и продолжил:
— Ненармунь это их птица.
Коновалов на время перестал есть:
— Да, конечно, это все объясняет. — Петр попытался вложить во фразу весь свой сарказм, хотя никогда этого не умел делать.
Дядя, кажется, не обратил на это внимания:
— А чего ты вдруг про Ненармунь вспомнил?
— Да, вчера у Пикова, знакомого писателя, видел большую скульптуру этой птицы, зубастая такая.
— Зубастая? Странная у твоего писателя фантазия. Вообще-то Ненармунь мирная птица, внешне на лебедя похожа. В мифах мордвы она участвовала в процессе сотворения мира — достает моди, ну т. е. землю, на которой живут люди. Также участвует в сотворении людей.
— Это как?
— Ну, она же птица. Яйцо снесла и высидела, вот человечество и появилось. В этом ей, конечно, помогают боги.
Коновалов доел яичницу и стал собираться на работу. На это времени много не ушло — просто накинул ветровку, попрощался с дядей, который хмуро допивал кофе и даже не посмотрел на племянника. Короткое время пути до редакции мысль Петра билась над вопросом о том, откуда у него взялась ветровка, ведь он точно помнил, что выходил вчера из дома без верхней одежды, да и не было в его гардеробе такой ветровки.
В редакции он с удивлением обнаружил, что в кабинете никого нет. Долго думать он над этим обстоятельством не стал и до обеда проработал над составлением обзоров. На обед он спустился в столовую и увидел там Юлию Борисовну. Коновалов взял порцию картошки с котлетой и стакан компота с булочкой и подсел к следователю:
— Вот так сюрприз! Кого я вижу.
Квятко от неожиданности вздрогнула: она как-то была сосредоточена в себе и смотрела в одну точку, что-то обдумывая. Появление Петра отвлекло ее:
— Добрый день, Петр Иванович.
Коновалов кивнул головой в знак приветствия:
— И чего вы меня вчера оставили?
Юлия Борисовна пожала плечами:
— Мы с Пиковым осмотрели постройку, чтобы выяснить, что это за шорох. Оказалось, это собака со щенками устроилась в укромном месте. Когда вернулись под фонарный столб, вас уже не было, и мы разошлись по домам.
— Да, меня дядя Лёша увел к себе. — Сказал Коновалов, заглатывая котлету.
— Значит, у вас есть алиби на ночь. — Спокойно констатировала Квятко, отхлёбывая свой кофе. Это прозвучало как-то странно, Петр даже поперхнулся, услышав такое неожиданное умозаключение о проведенной им ночи.
— А зачем мне алиби? — Спросил он.
— Потому что в эту ночь убили еще одну вашу сотрудницу — Людмилу Каверину.
— И вы кого-то подозреваете?
— Я подозреваю всех, но в данном случае больше всего вашего поэта Александра Семёнова, так как именно его видели с Кавериной вчера вечером последним. Я его арестовала.
— А поговорить с ним можно?
Квятко какое-то время обдумывала эту идею, потом решила: