Темное зеркало

Что все это значило? Я ничего не мог понять. Если Нойхайм пришел в Пенгаллен во главе разбойничьей банды, то почему ему предоставили такую свободу? Он мог бы взять уголь из огня, который развел в сарае, и поджечь сам дом.

Я решил не задавать вопросов Рико — решил так потому, что в глубине души знал, что здесь происходит, что я не получу от него честного ответа.

Нойхайм снова бросился целовать мне сапоги, едва я вошел в тени скудно освещенного сарая.

— Пожалуйста, о, пожалуйста, — затянул он скрипучим голосом, шлепая толстым языком по губам.

Я оттолкнул его, и гнев мой, должно быть, был хорошо заметен, так как гоблин неожиданно замолк и сел у костра, уставившись в оранжево-желтое пламя.

— Почему ты не сказал мне?

Он бросил на меня странный взгляд. Лицо его выражало абсолютное смирение.

— Ты нападал на Пенгаллен? — надавил я.

Он снова уставился в огонь, и лицо его исказилось, давая понять, что этому вопросу не стоит даже давать оправдания ответом. И я поверил ему.

— Тогда почему? — спросил я, наклоняясь, чтобы взять его за плечо и заставить посмотреть себе в глаза. — Почему ты не сказал мне, зачем Рико хочет вернуть тебя?

— Сказать тебе? — Нойхайм уклонился. Его гоблинский акцент внезапно пропал. — Гоблин, говорящий Дриззту До'Урдену о своей беде? Гоблин, просящий сострадания у следопыта?

— Ты знаешь мое имя?

О боги, он даже правильно его произносил.

— Я слышал истории о Дриззте До'Урдене, и о Бреноре Боевом Молоте и отвоевании Митрил Халла, — ответил он, и снова я поразился, как точны была его интонация и произношение. — Об этом часто говорят фермеры из нижних долин, все они надеются, что новый король дварфов щедро распорядится своим огромным богатством.

Я сел в стороне от него. Он просто продолжал невидяще глядеть в пламя, опустив глаза. Не знаю, сколько времени минуло в тишине. Не знаю даже, о чем я тогда думал.

Нойхайм был проницателен. Он знал это.

— Я принимаю свою судьбу, — ответил он на мой невысказанный вопрос, хотя в его голосе было немного убеждения.

— Ты — не обычный гоблин.

Нойхайм плюнул в огонь.

— Я не знаю, гоблин ли я вообще, — проговорил он. Если бы в тот момент я ел, то наверняка бы в моем горле вновь встал ком.

— Я не похож ни на одного гоблина, которого когда-либо встречал, — пояснил он с безнадежным смешком. Я подумал, что его вечное смирение столь типично для беспомощного, безвыходного положения. — Даже моя мать… Она убила отца и мою младшую сестру. — Он насмешливо прищелкнул пальцами, чтобы усилить сарказм своих следующих слов. — По гоблинским меркам, они заслужили это: не поделились с ней ужином.

Нойхайм затих и покачал головой. Физически он вне всякого сомнения являлся гоблином, но по искренности его слов я уже мог сказать, что по духу он был очень далек от своих злобных сородичей. Эта мысль пробрала меня дрожью. За те годы, что я был следопытом, я никогда не подвергал сомнению, как должен вести себя с гоблинами, никогда не останавливал свои сабли на время, достаточное, чтоб определить, не отличается ли кто-то из них своим поведением от обычных, известных мне злых существ.

— Ты должен был сказать мне, что ты — раб, — снова проговорил я.

— Я не горжусь этим фактом.

— Почему ты сидишь здесь? — спросил я, хотя и так знал ответ. Я также был когда-то рабом, пленником жестоких живодеров разума, одних из самых злых обитателей Подземья. Нет более калечащей и смиряющей пытки, чем рабство. Однажды на своей родине я видел сотню орков, которую удерживали под полным контролем всего шесть солдат-дроу. Если бы они набрались храбрости, то вне всякого сомнения уничтожили бы своих охранников. Но даже если отвага — не первая вещь, которой лишают раба, то наверняка одна из первых.

— Ты не заслуживаешь такой судьбы, — сказал я более мягко.

— Что ты знаешь об этом? — возразил Нойхайм.

— Я знаю, что это неправильно, — ответил я. — Я знаю, что что-то должно быть сделано.

— А я знаю, что меня повесят, если я попытаюсь освободиться, — резко сказал он. — Я никогда не причинял вреда какому-нибудь человеку или даже вещи. И я не хочу никому навредить. Но мне выпала такая судьба.

— Мы не связаны принадлежностью к расе, — сказал я ему, найдя наконец слова убеждения в воспоминаниях о своем собственном долгом пути из тьмы Мензоберранзана. — Ты говорил, что слышал рассказы обо мне. Разве они — то, чего можно ожидать от темного эльфа?

— Ты дроу, а не гоблин, — сказал он так, словно этот факт все объяснял.

— Твоими же словами, ты не более родственен гоблинам, чем я — темным эльфам, — напомнил я ему.

— Кто может сказать? — ответил он, пожав плечами, и этот беспомощный жест наполнил меня глубокой болью. — Мне сказать Рико, что я не гоблин душой и поступками, а просто жертва безжалостной судьбы? Ты думаешь, он поверит мне? Думаешь, что такой род понимания доступен этому простому фермеру?

— Ты боишься попытаться? — спросил я.

— Да!

Я поразился силе этих слов.