Темноводье

Известь сунул руку за отворот тулупчика. Там у него загодя были нашиты удобные ножны. Три шутки. И в каждых лежало по особому ножу… Когда после визита Делгоро ножей у ватажников стало в избытке, Дурной выпросил себе три штуки. Снял накладки, облегчил рутоятки, как мог. С помощью Корелы подправил форму, превратив все три клинка в равносторонние треугольники и хорошенько заточил. Метать ножички Известь любил с детства, и здесь снова начал практиковаться. Когда в стойбище Галинги начались состязания, его подмывало похвастать хоть каким-то своим выдающимся умением (дауры упражнялись в метании топориков, но вот ножами не баловались — просто их охотничьи ножики для того не приспособлены). Подмывало сильно, но он сдержался! Зато сохранил умение в тайне.

Лезвие легко легло в руку, и он, не думая и не сомневаясь, послал его вперед. Даур завизжал от болии уткнулся в холку коня. На казака тут же оборотились остальные. Известь моментально послал еще два ножа в конников. Второй вошел в щеку одному из похитителей. Непонятно, насколько серьезная рана, но на какое-то время всадник выбыл из боя. А вот третий нож от волнения Санька бросил бездарно — тот стукнулся о бедро, плашмя и бессильно упал в снег. Наездник с рычанием кинулся на преследователя, но Дурной уже ухватил пальму в обе руки и, втянув беззащитную голову в плечи начал часто-часто тыкать длинным лезвием вперед и вверх.

— Аийя! — явный крик боли подсказал ему, что он стал еще на шаг ближе к успеху.

Увы, на шаг ближе фигурально. Ибо Санька стоял по самую мотню в снегу и не двигался, а в бою стоять на месте смертельно опасно. Сильнейший удар обрушился на левое плечо. Еще один даур (на этот раз пеший) врезал ему саблей аж из-за плеча, но овчина выдержала. Вернее, руку пронзила адская боль, но шкура тулупчика осталась целой. Тут нужны секущие удары, а не прямая рубка. Не успевая развернуться, Известь стал лупить по новому противнику черенком пальмы. Лупить неистово, со звериным рычанием. Наконец, он развернулся в снежном месиве и дважды уколол врага. Тот умудрился саблей отбить все выпады. Тогда найденыш внезапно обрушил удар сверху. Двумя руками. Никакой блок не остановит такой удар. А наконечник пальмы рубит так же славно, как и колет.

Даур рухнул, заливаясь кровью.

Что дальше? Впереди еще две группы плохо различимых тел. Все спешенные. Чуть слева была явно различима какая-то возня сразу нескольких тел — там явно шла какая-то борьба. Без раздумий Санька кинулся влево. Бить копьем побоялся — вдруг попадет в Чакилган! Ухватился за халаты, потянул…

— Суиткен?

В самом низу кучи-малы оказался «мажор» — весь ободраный и окровавленный.

— Чего встал?! — заорал тот, пошатываясь. — Бей! Спасай ее!

Глава 46

Вдвоем они быстро расправились с парочкой из кучи-малы. Дурной развернулся к коням: там оставался последний похититель. Он держал в руках Чакилган, которая не стояла на ногах и всё норовила завалиться, что мешало подлецу вскочить на коня и убежать.

— Это Джагда! — испуганно кричал тот, прячась за девушку. — Это он нас заставил.

Дуланец махал головой в сторону всадника, который корчился от боли с раной в лице.

— Просто отпусти ее и беги, — максимально твердым голосом велел Известь. Он молил всех богов, чтобы средневековому преступнику не пришла в голову передовая идея взять Чакилган в заложницы.

Не пришла. Последний из похитителей швырнул пленницу на Дурнова, белкой взлетел на коня и припустил вниз по ложбине. Следом, неровно сидя в седле, припустил раненый Джагда. Но Санька на них даже не смотрел. Он бросился к Чакилган, помогая девушке подняться.

— Ну, вот и свиделись… — только и смог вымолвить Дурной.

Княжна подняла на него глаза, полные слез. Ее потихоньку начинало трясти. Вдруг девушка ринулась ему на грудь, прижалась к Саньке… И изо всех сил стала бить его маленьким кулаком по плечу.

— Где… Ты… Был… Так… Долго! — рыдала она, а тулупчик лишь слегка заглушал ее крик.

— Прости, — только и мог отвечать Санька, прекрасно понимая, что Чакилган говорит не про эту ночь. — Я был такой дурак…

Близость любимой сводила его с ума. Пусть бьет его до скончания веков — только пусть стоит вот так близко, прижавшись к нему… Он бы и стоял так вечно, но невольный зритель слегка портил идиллию. Дурной повернулся к Суиткену, который демонстративно встал спиной к влюбленной парочке и приводил себя в порядок.

«Нда, неудобно получилось, — вздохнул Дурной. — Я-то первым делом на него плохое подумал. А он сам кинулся Чакилган спасать. Один. Даже людей своих не стал ждать… Блин, да он молодец!»

Найденыш подошел к «мажору» и прокашлялся.

— Благодарю тебя, Суиткен… За то, что спас Чакилган.

— Я не для тебя это делал, лоча, — дернул плечом внук Балдачи, не поворачиваясь. — Я хотел…

Не договорив, он поднял пышную шапку, отряхнул ее от снега и водрузил на голову.

— Возвращаться надо. Давай лошадей ловить.

— А я… Я не умею верхом ездить, — растерянно выдал Дурной.