Читаем Темные аллеи. Окаянные дни. Повести и рассказы полностью

Плохо верю в их «идейность». Вероятно, впоследствии это будет рассматриваться как «борьба народа с большевиками» и ставиться на один уровень с добровольчеством. Ужасно. Конечно, коммунизм, социализм для мужиков как для коровы седло, приводит их в бешенство. А все-таки дело заключается больше всего в «воровском шатании», столь излюбленном Русью с незапамятных времен, в охоте к разбойничьей, вольной жизни, которой снова охвачены теперь сотни тысяч отбившихся, отвыкших от дому, от работы и всячески развращенных людей. Чуть не десять лет тому назад поставил я эпиграфом к своим рассказам о народе, о его душе слова Ив. Аксакова: «Не прошла еще древняя Русь!» Правильно поставил. Ключевский отмечает чрезвычайную «повторяемость» русской истории. К великому несчастию, на эту повторяемость никто и ухом не вел. «Освободительное движение» творилось с легкомыслием изумительным, с нетерпением, обязательным оптимизмом, коему оттенки полагались разные: для «борцов» и реалистической народнической литературы один, для прочих — другой, с некоей мистикой. И все «надевали лавровые венки на вшивые головы», по выражению Достоевского. И тысячу раз прав был Герцен:

— «Мы глубоко распались с существующим… Мы блажим, не хотим знать действительности, мы постоянно раздражаем себя мечтами… Мы терпим наказание людей, выходящих из современности страны… Беда наша в расторжении жизни теоретической и практической…»

Впрочем, многим было (и есть) просто невыгодно не распадаться с существующим. И «молодежь», и «вшивые головы» нужны были как пушечное мясо. Кадили молодежи, благо она горяча, кадили мужику, благо он темен и «шаток». Разве многие не знали, что революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня да в полымя? Главарями наиболее умными и хитрыми вполне сознательно приготовлена была издевательская вывеска: «Свобода, братство, равенство, социализм, коммунизм!» И вывеска эта еще долго будет висеть — пока совсем крепко не усядутся они на шею народа. Конечно, тысячи мальчиков и девочек кричали довольно простодушно:

За народ, народ, народ,За святой девиз вперед!

Конечно, большинство выводило басами довольно бессмысленно:

И утес великанВсе, что думал Степан,Все тому смельчаку перескажет…

«Ведь что ж было? — говорит Достоевский. — Была самая невинная, милая либеральная болтовня. Нас пленил не социализм, а чувствительная сторона социализма…» Но ведь было и подполье, а в этом подполье кое-кто отлично знал, к чему именно он направляет свои стопы и некоторые, весьма для него удобные, свойства русского народа. И Степану цену знал.

— «Среди духовной тьмы молодого, неуравновешенного народа, как всюду недовольного, особенно легко возникали смуты, колебание, шаткость… И вот они опять возникли в огромном размере… Дух материальности, неосмысленной воли, грубого своекорыстия повеял гибелью на Русь… У добрых отнялись руки, у злых развязались на всякое зло… Толпы отверженников, подонков общества потянулись на опустошение своего же дома под знаменами разноплеменных вожаков, самозванцев, лжецарей, атаманов из вырожденцев, преступников, честолюбцев…»

Это — из Соловьева, о Смутном времени. А вот из Костомарова, о Стеньке Разине:

— «Народ пошел за Стенькой, обманываемый, разжигаемый, многого не понимая толком… Были посулы, привады, а уж возле них всегда капкан… Поднялись все азиатцы, все язычество, зыряне, мордва, чуваши, черемисы, башкиры, которые бунтовались и резались, сами не зная за что… Шли „прелестные письма“ Стеньки — „иду на бояр, приказных и всякую власть, учиню равенство…“. Дозволен был полный грабеж… Стенька, его присные, его воинство были пьяны от вина и крови… возненавидели законы, общество, религию, все, что стесняло личные побуждения… дышали местью и завистью… составились из беглых воров, лентяев… Всей этой сволочи и черни Стенька обещал во всем полную волю, а на деле забрал в кабалу, в полное рабство, малейшее ослушание наказывал смертью истязательной, всех величал братьями, а все падали ниц перед ним…»

Не верится, чтобы Ленины не знали и не учитывали всего этого!


«Красноармейская звезда»: «Величайший из мошенников и блюдолизов буржуазии, Вильсон требует наступления на север России. Наш ответ: Лапы прочь! Как один человек, все мы пойдем доказывать изумленному миру… Только лакеи душой останутся за бортом нашего якоря спасения…»

Радостные слухи — Николаев взят, Григорьев близко…


8 мая

В «Одесском Коммунисте» целая поэма о Григорьеве:

Перейти на страницу:

Все книги серии Бунин И.А. Сборники

Похожие книги

Смерть Артура
Смерть Артура

По словам Кристофера Толкина, сына писателя, Джон Толкин всегда питал слабость к «северному» стихосложению и неоднократно применял акцентный стих, стилизуя некоторые свои произведения под древнегерманскую поэзию. Так родились «Лэ о детях Хурина», «Новая Песнь о Вельсунгах», «Новая Песнь о Гудрун» и другие опыты подобного рода. Основанная на всемирно известной легенде о Ланселоте и Гвиневре поэма «Смерть Артура», начало которой было положено в 1934 году, осталась неоконченной из-за разработки мира «Властелина Колец». В данной книге приведены как сама поэма, так и анализ набросков Джона Толкина, раскрывающих авторский замысел, а также статья о связи этого текста с «Сильмариллионом».

Джон Роналд Руэл Толкин , Джон Рональд Руэл Толкин , Томас Мэлори

Рыцарский роман / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Европейская старинная литература / Древние книги
Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники
Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники

Трагедия одиночества на вершине власти – «Калигула».Трагедия абсолютного взаимного непонимания – «Недоразумение».Трагедия юношеского максимализма, ставшего основой для анархического террора, – «Праведники».И сложная, изысканная и эффектная трагикомедия «Осадное положение» о приходе чумы в средневековый испанский город.Две пьесы из четырех, вошедших в этот сборник, относятся к наиболее популярным драматическим произведениям Альбера Камю, буквально не сходящим с мировых сцен. Две другие, напротив, известны только преданным читателям и исследователям его творчества. Однако все они – написанные в период, когда – в его дружбе и соперничестве с Сартром – рождалась и философия, и литература французского экзистенциализма, – отмечены печатью гениальности Камю.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Альбер Камю

Драматургия / Классическая проза ХX века / Зарубежная драматургия