Никто из деятелей Просвещения не отрицал сущностного единства человеческого рода, а Иоганн Готфрид Гердер вообще отвергал терминологию расы. Но Гердер был практически одинок. Проблема, занимавшая их, более показательная реальность - разнообразие людей и разделение на "цивилизованных" и "варваров". Это разнообразие коренилось в природе, в творении Бога, выражалось сначала в языке, потом в культуре, а затем в политическом обличье - в государстве. Гердер и Фихте писали о людях и народах. Определяя народ как замкнутое сообщество, чьи связи друг с другом являются изначальными - основанными на языке и культуре, - разработанные ими понятия и используемый язык легко перетекали в расовые категории. Расовое понимание человеческого разнообразия стало еще более заметным после середины XIX века. Всевозможные комментаторы, опираясь на дарвиновские идеи, пропагандировали "научный" расизм - несмотря на то, что в науке многое было связано с расовыми предрассудками. В этом смысле на Западе существовал "расовый интернационал" - способ осмысления человеческого разнообразия, основанный в первую очередь на идеях Просвещения и выходящий за рамки национальных границ.
И дело здесь не в том, чтобы развенчать Просвещение, заменить звездно-полосатый оптимизм Пинкера мрачным прочтением прошлого. Напротив, речь идет о том, чтобы показать Просвещение во всей его сложности. Да, как набор идей Просвещение абсолютно критично для прогресса в области прав человека. В то же время Просвещение, игнорируя (в лучшем случае) рациональные способности женщин и всех остальных людей, кроме европейцев, способствовало некоторым из самых серьезных нарушений прав человека в течение последующих двух столетий. Благодаря вере в изначальную неполноценность чернокожих и женщин Просвещение позволило рабовладельцам защищать институт рабовладения, а сторонникам мужского превосходства - отказывать женщинам в доступе в общественную сферу. Просвещение позволило рабовладельцам защищать институт расы, а сторонникам мужского превосходства - отказывать женщинам в доступе в общественную сферу. Оно дало возможность реализовать худшее из всех возможных последствий расового мышления, а именно геноцид, как это было в ходе кампании по уничтожению гереро и нама в немецкой Юго-Западной Африке (ныне Намибия). Будучи "варварами", эти африканцы не подпадали под действие Женевской конвенции, как писал главный организатор геноцида генерал-лейтенант Лотар фон Тротха.
Можно представить себе реакцию Пинкера. В конце концов, скажет он, рабство было отменено, женщины получили право голоса, международное право теперь распространяется на всех гражданских лиц, а Намибия стала независимой. На это можно только ответить: Да, но какой ценой? Сколько жизней загублено, сколько тел замучено и искалечено из-за изнанки просветительской мысли? И насколько велики последствия этого сегодня, как, например, в сфере разгула неравенства? Пинкер путешествует только по солнечной стороне улицы. К счастью для него. Но мир политики гораздо шире и часто подвержен граду.
Политика и борьба
История движется одновременно во многих направлениях. И движется она, конечно, не только благодаря идеям. Пинкер утверждает, что собранные им тенденции указывают на наши более гуманные черты. В действительности же эти тенденции представляют собой общее развитие, которое он уже определил. Его рассуждения носят круговой характер. Нам нужно гораздо лучше разбираться в причинах и движущих силах исторических изменений.
Идеи имеют решающее значение, и в XVIII и особенно XIX вв. реки коммуникации продвигались по всему миру, подталкиваемые газетами, железными дорогами, пароходами и телеграфами. Места общения распространились по всему миру - в кофейнях, медресе и чайханах. Однако только глубиной коммуникации нельзя объяснить возникновение прав человека и других форм прогресса.