В наш век чрезмерной специализации книги с панорамным охватом и новыми масштабными идеями, привлекающие широкую читательскую аудиторию, являются достойными восхищения достижениями культуры. Как следует из наших вступительных цитат о Даймонде, Пикетти и Харрари, мы сами являемся энтузиастами чтения лучших работ в этом жанре. Именно поэтому мы считаем, что популярность Пинкера вполне объяснима, но она заслуживает опровержения со стороны того самого сообщества экспертов, которое обучено и призвано профессионально изучать прошлое. По своей сути аргументы Пинкера (как следует из подзаголовка "Лучших ангелов") являются историческими; именно поэтому авторы сборника - историки или исторически ориентированные антропологи и социологи. Все они обижаются, когда видят, что их область неправильно трактуется. Местами наш язык может показаться сильным, но ставки высоки. Мы не стремимся легкомысленно вступать в полемику. Некоторые наши коллеги предпочли бы не вступать в полемику с Пинкером, считая, что его работа не заслуживает ответа, но не сделать этого - значит оставить поле открытым для того, кто безответственно использует риторику науки, преследуя определенную цель, которая не признана и не доказана.
Как убедительно показывают представленные в сборнике эссе, против тезиса Пинкера существует множество возражений. Первое из них связано с использованием им статистики. Как отмечает в своей главе Даг Линдстрем, использование Пинкером статистики иногда имеет под собой твердую почву, но часто основывается на ограниченных и проблематичных данных. Несмотря на рассуждения о научности и объективности, которые использует Пинкер, его использование количественных данных в "Лучших ангелах" шокирующе некачественно. Пинкер рассматривает свои цифры в абсолютных терминах, то есть так, как будто "факты" являются твердыми и неизменными и не подлежат сомнению. Он представляет себя как человека, который "здраво оценивает состояние мира", подсчитывая. Его неизменное предположение состоит в том, что данные по определению точны и цифры "говорят сами за себя", тогда как, как убедительно демонстрируют многие авторы этого сборника, они часто не являются ни точными, ни репрезентативными, ни самоочевидными. Даже Пинкер признает, что "правомерно сомневаться в том, насколько точными и репрезентативными действительно являются цифры".
Как и многие европейские мыслители эпохи Просвещения XVIII века, которых превозносит Пинкер, мы настроены скептически; мы принимаем более чем с щепоткой соли любого, кто излагает свои выводы с такой убежденностью, если не сказать слепой верой, в идею нейтральной, свободной от ценностей статистики. Перефразируя самого известного философа эпохи Просвещения Вольтера, можно сказать: "По крайней мере, признайтесь, что вы так же невежественны, как и я". Основная проблема заключается не в том, что статистическая информация об историческом насилии изначально небезупречна; скорее в том, что измеряемая ею информация часто смещается, является частичной и зачастую сильно занижена. Линда Фибигер указывает на то, что Пинкер неправомерно использует один археологический объект - Ведбек в Дании, где был обнаружен 21 человеческий скелет, относящийся к эпохе мезолита (примерно с 13 000 до 4 000 г. до н.э.), и в котором имеются некоторые свидетельства насильственной смерти. Пинкер делает вывод, что это место является репрезентативным для всей доисторической эпохи. Это, мягко говоря, проблематично, особенно если начать сравнивать с другими регионами мира. В Великобритании, например, человеческие останки мезолита редки и часто неполны. Поэтому нельзя делать обобщения обо всей доисторической истории человечества на основании находок одного или даже нескольких объектов, особенно если информация об этих обществах и этих смертях недостаточна.