Это были два разных Корта и два разных чувства. Одно, плававшее на поверхности, постоянно зудело и не давало уснуть по ночам. Чувство предательства, которое он совершил по отношению к одному из самых дорогих ему людей. Снова. Неужели это его крест — предавать тех, кого он любит из-за зыбкого и ненадёжного «это правильно»? Но что в этом правильного — заставлять страдать человека, который беззаветно доверился тебе?
Корт не мог думать обо всём этом, не мог думать о Юте без боли и злости, застилающих взор. Каждая мысль кровоточила. С каждым биением сердца края раны расходились всё сильнее. Это было слишком больно, слишком несправедливо, слишком неправильно.
Потому Корт делал всё, чтобы не думать.
Был и другой Корт и другое чувство. Оно покоилось где-то очень глубоко внутри и выскальзывало на поверхность проблесковым маячком надежды. Это чувство угнездилось на самом дне его существа и привносило покой в мятущиеся мысли. Давало направление. Напоминало о том, что у него есть цель.
Корт знал, что должен делать. Он не знал — как. Потому и отправился в пустыню. Ему надо было подумать. А может, наоборот, оставить мысли и переживания в Утегате и отдаться первобытным инстинктам.
На этот раз всё было иначе. Леда была предупреждена, и каждый вечер Утагиру носил ей записки от Корта. Он не стал уходить далеко, готовый в любой момент вернуться, если в Утегате что-то изменится. Он был нужен людям, которые, вопреки всему, всё же решили связать с ним свои судьбы. И они были нужны Корту.
Поэтому он кружил вокруг города на расстоянии нескольких тар. Достаточно далеко, чтобы не встречаться с людьми. Достаточно близко, чтобы быстро вернуться в случае необходимости.
Наступил Час Скорпиона. Вечер, по лиатрасским меркам где-то около восьми. Это был один из самых жарких часов в сутках. Время, когда оба светила Нибелии поднимаются в зенит.
Обычно в эти часы Корт устраивал себе лежанку под барханом. Рыл небольшую ямку, растягивал хилт на подпорках и ложился спать. Когда Таурис снова спускался с небесного помоста, Корт сворачивал лагерь и шёл дальше.
Но теперь у ругата не было необходимости идти вперёд. Поэтому он решил разбить более основательный лагерь и остаться в одном месте на несколько дней. Утагиру промышлял где-то охотой. О его передвижениях говорили облачка песчаной пыли, поднимавшиеся вдалеке то здесь, то там.
Корт вырыл себе основательную яму, вокруг которой теперь высились груды песка почти в человеческий рост. Он закончил растягивать полог из куска заранее приготовленной ткани и смахнул со лба пот. Таурис почти достиг пика небосвода, и Аттрим спешил присоединиться к Старшему Брату с другого конца неба.
В любой другой раз Корт завалился бы спать на несколько самых жарких часов. Но сегодня это было необязательно, да и спать всё равно не хотелось. Корт уселся в своём ложе и сделал скупой глоток воды. Он не был в пустыне с тех пор, как они с Ютой вернулись из Лиатраса. Вытеснив мысль о девушке подальше на задворки сознания, он стал думать о том, что произошло на Стене во время его сражения с Лэнсом.
То чувство слияния с чем-то огромным и непостижимым до сих пор преследовало Корта. Но с тех пор ни разу не повторилось. Тогда он был ранен и близок к гибели. Но что-то (или кто-то?) придало ему сил. Неужели это Руг тогда явил Корту свой истинный облик? Или же это была просто галлюцинация в лишённом кислорода мозгу? Корт должен был узнать ответ.
Он скинул хилт на песок и выбрался из-под полога. Босиком, лишь в одних холщовых штанах, Корт вытащил из ножен свой боевой нож и встал в стойку.
«Сосредоточение настоящего мастера выражается в чистоте броска». Этому учил всех новичков Мастер Боя Утегата, старый Нараторн. И только те, кто в совершенстве осваивал «слепой бросок», могли перейти на следующую ступень. На памяти Нараторна такое было только единожды.
Корт тренировал «слепой бросок» уже много лет. Сам Мастер признавал, что Корт давно овладел им в совершенстве. Но что-то мешало ему двинуться дальше. Техника «живой мишени» не давалась. Это была следующая ступень после «слепого броска», но разница между ними была принципиальна.
Суть «слепого броска» заключалась в том, чтобы с закрытыми глазами из любого положения попадать в одну точку. Смысл «живой мишени» был в том, чтобы с закрытыми глазами из любого положения поражать движущуюся цель. Для этого было мало пространственной ориентации и идеального ощущения своего тела. Для этого надо было чувствовать весь мир вокруг.
Нараторн говорил, что у Корта давно есть все необходимые навыки для освоения новой техники. Ему мешает только он сам. Разум Корта постоянно находится в движении и застилает внутренний взор. «Твои глаза видят, но ты слеп. Твои уши слышат, но ты глух. Твой внутренний взор обращён только на самого себя. Успокой свой разум и сможешь увидеть мир вокруг».
Корт проделал дыхательную практику и принялся слушать.