Темные игры 3

Но удобным моментом не воспользоваться — рука прикована наручниками к ножке кровати. Обычно приковывают к батарее или трубе, но здесь не тот случай, труб в спальне нет ни одной, упрятаны под обшивку стен. Но мне оттого не легче: подозреваю, что шлюшка даже в лучшей своей физической форме не смогла бы приподнять монументальный траходром.

Возможно, поднимать ничего не потребуется... Возможно... У Трушина мозгов больше, чем у всей его камуфлированной банды. Должен сообразить, что врачи могут пришить утерянное. Если сразу, не мешкая, положить откушенный орган в холод... В идеале — в специальный криоконтейнер, но по беде сойдет и пакет со льдом из морозилки.

Вопрос в другом: а где сейчас откушенное? С кровати я летел с мыслью: проглотить, немедленно проглотить! Успел ли рефлекторно сглотнуть, когда приложился затылком?

Если успел — пристрелят и выпотрошат. Или заживо вскроют желудок, с Трушина станется... Будет больно, зато получу свободу и продолжу начатое.

Не получу и не продолжу — понимаю я секунду спустя, когда в спальню с громким топотом врывается еще один камуфляжник.

— Принес! — радостно выкрикивает он. — Кидайте скорей!

И я соображаю, что ничего не проглотил... Трофей остался во рту, его оттуда извлекли, — не церемонясь, поломав зубы. А если так — чужое тело превращается в ловушку, в капкан. Слишком много свидетелей, чтобы пойти на мокруху... У г-на Трушина есть двое или трое охранников, способных на все. Но сейчас его дикий вопль собрал тут всю охрану, обе смены... Проще сдать шлюшку в лапы закона, чем обеспечить молчание всех свидетелей, — тем более что Трушин в данном конкретном эпизоде чист и невинен, аки младенец.

Ну я и попал...

* * *

Было следствие и был суд, а до него — две неудачных попытки покончить с собой в следственном изоляторе.

Приговор... Вместо зоны — спецпсихушка, что еще хуже. Будут держать до исцеления, а я не исцелюсь никогда... Никогда не вспомню, как звали обладательницу этого тела, кем она была: память у меня совсем иная, моя. А рассказать правду — поставят еще один диагноз в дополнение к имеющимся.

Пометка в личном деле о склонности к суициду... Она делает практически невозможным добровольный уход из жизни, но я все же пытаюсь. Вариантов не так уж много: попытка уморить себя голодом привела к насильному внутрижелудочному кормлению; все попытки не дышать заканчивались одинаково — сучий организм цеплялся за жизнь и, едва я терял за ним контроль, вдыхал воздух.

И так год за годом, год за годом, — в тоскливом ожидании, когда живая тюрьма состарится и наконец-таки сдохнет... Ну зачем, зачем, зачем я влез в такое молодое тело? Идиот...

* * *

Разумеется, ничего этого не произошло. Вся невеселая картинка грядущей жизни лишь мелькнула перед мысленным взором, когда я все же попытался — безуспешно — приподнять монструозное ложе.

Ну уж нет, годами ждать смерти в палате с мягкими стенами не буду... Я заставлю вас меня убить, черт подери! Даже если для этого придется отгрызть себе руку! Не говоря уж о том, что перегрызть пару чужих глоток и заработать тем пулю в упор, — для меня не повод для сомнений.

Но прежде чем заняться самоедством, пытаюсь протянуть кисть сквозь браслет. Он защелкнут второпях и сидит на запястье не очень плотно, а ручки у шлюшки тоненькие, хрупкие... Нет, не пролезает. Вазелину бы сюда... Или те лубриканты, что использовал г-н Трушин в интимной жизни, — ему все равно не скоро потребуются...

Идиот! Есть же отличный лубрикант... Свободной рукой отдираю с губ скотч, наклонюсь над прикованной рукой. Ох, сколько ж крови скопилось во рту, и это я еще сглотнул пару раз.

С кровавой смазкой дело движется куда лучше, кисть потихоньку протискивается. Да только моя возня незамеченной не осталось. Шаги за спиной, резкий окрик:

— Не балуй, сучка!

Голос старается звучать сурово и грозно, но, судя по тембру, принадлежит молодому парню, ровеснику шлюшки...

Рву руку изо всех сил, так, чтобы оторвать или освободить. Кожа лопается, обдирается, плевать...

Есть! Свобода!

Вскакиваю, разворачиваюсь.

— Стоять! — командует мне другой охранник, похоже, старший смены, именно он отдавал распоряжения остальным.

В его руке «Иж», — служебная, под укороченный патрон, модификация «Макарова» для охранных структур.

Ствол направлен мне в живот, но кто же будет без крайней нужды палить по живым людям из легального оружия, отстрелянного для Федеральной пулегильзотеки? Для таких дел имеются левые, нигде не засвеченные пушки...

Тут я замечаю, что на меня уставился еще один ствол: камуфляжные брюки охранника бугрятся от мощной эрекции. Фу-у-у... Ну и вкусы у него, так возбудился на окровавленную, с разбитой мордой голую тварюшку... Вроде и не мальчишка, лет тридцать на вид.

Бью носком босой ноги прямиком в бугрящуюся ткань. Изо всех сил, отбиваю пальцы, может, даже выбиваю их из суставов.

Парень рефлекторно давит на спуск. Выстрел, еще один!

Обе пули попадают в живот. До чего же больно...

Пытаюсь отключить боль, абстрагироваться от нее, уговариваю сам себя: потерпи чуть-чуть, сейчас освободишься... Получается плохо.