Темные игры 3

Едва я так подумал — почуял, что долго искать ствол не придется, что он движется в мою сторону... Не самостоятельно, конечно, — при помощи хозяина, которому вскоре предстоит стать бывшим хозяином.

Человек... один... в бане он не был этак с неделю, зато свое оружие совсем недавно почистил и смазал... И собака с ним... что-то не так с этой собакой... Ранена? Не понять... С расстояния в несколько сотен метров даже с моими способностями не понять.

Маячить на открытом месте я не стал. Абориген может сначала всадить пулю в незнакомца и лишь затем полюбопытствовать: в кого стрелял? Я торопливо отступил — по дуге, чтобы не сойти со мха, не оставить следы на прибрежном песке, — и укрылся за кучей плАвника, принесенного рекой.

Куча была не слишком велика, в случае чего от выстрела из дробовика прикроет, но пуля из карабина прошьет ее навылет. Однако я надеялся, что до такого не дойдет. Человек и собака приближались с наветренной стороны, — и ни учуять, ни увидеть меня не могли. И все-таки: что же не так с этой шавкой?

Малое время спустя неясность разъяснилась. Собака была мертва. Причем погибла совсем недавно, кровь, пятнавшая шкуру не успела потемнеть, свернуться. Соответственно, процессы разложения еще не начались и учуять их я не смог.

Человек нес собаку на руках. И я решил, что это его добыча, здесь охотятся на все съедобное и даже относительно съедобное. Подстрелил и принес к воде, чтобы было чем умыться, когда обдерет и разделает тушу.

Молодой, на вид двадцать пять или около того. Охотник, надо полагать. Камуфляж выглядит аляповато, даже нелепо, — на куртку из гуманитарной помощи в беспорядке нашиты заплаты разных форм и размеров, но цвет их подобран весьма удачно для этих мест и этого времени года.

Но гораздо больше меня интересовало оружие. Не дробовик — карабин, далеко не новенький, разумеется. Из тех, что в оные времена назывались конверсионными: классическая «калашниковская» схема, доработанная под охотничье оружие. Возможно, «Вепрь»... но в точности я не был уверен, приклад на карабине стоял не родной, самодельный.

В общем, самый обычный карабин для здешних краев. В неплохом состоянии, а вот с боеприпасами, скорее всего, беда... Заводские патроны на Территории в огромном дефиците, — попадают сюда лишь контрабандой и в мизерных количествах. Местные умельцы по многу раз снаряжают одни и те же гильзы: самодельные капсюли, самолично отлитые пули, порох зачастую кладут дымный. Бьют такие патроны слабее, автоматика оружия не срабатывает, приходится дергать ручку затвора. А если снаряжением занимался не очень опытный специалист, то стоит ждать частых осечек и даже пуль, застрявших в стволе.

В любом случае оружие надо забрать. Искать что-то более новое и современное можно слишком долго, и не факт, что подвернется такой удобный случай для изъятия.

Моя догадка касательно свежевания туши угодила мимо цели. Ничем подобным охотник не стал заниматься. Вышел на песок, опустил на него собаку. Карабин положил аккуратно, на подложенный вещмешок. Причем рядом, под рукой, дотянуться можно без лишних телодвижений.

Затем охотник достал малую пехотную лопатку и начал копать яму.

Понятно... Не разделка добычи, а похороны четвероногого друга. И понятно, почему в прибрежном песке, — парма стоит на мерзлоте, оттаивает тонкий верхний слой, яму приличной глубины там выкопать значительно труднее.

Но так или иначе, удачно все складывается... Сейчас он лицом к моему укрытию, но наверняка увлечется работой, поневоле ослабит бдительность, повернется спиной, — тогда-то и придет мой черед появиться на сцене. Отключающий прием — и оружие сменит владельца.

Владелец, не подозревая о незавидных своих перспективах, трудолюбиво махал лопаткой. Потом, устав, сделал паузу, достал нечто, показавшееся мне портсигаром. Открыл его, заглянул внутрь и тут же закрыл, ничего не доставая. И громко произнес:

— Эй, городского табачка не найдется?! Вылезай, хватит там сидеть! Заодно и познакомимся...

* * *

К исходу первого часа совместного пути Сергей начал что-то подозревать... Поглядывал на меня все более недоуменно, но мог бы и не поглядывать, — крепнущий запах его тревоги я ощущал очень хорошо.

Был он отказником во втором поколении. Все местное население можно с долей условности разделить на четыре группы: лишенцы, беглые, немногочисленные старожилы, — и отказники, добровольно выбравшие эту стезю. Но Сергей-то ничего не выбирал, все за него решили родители, а он родился уже на Территории.

О Большой земле он знал лишь по рассказам — и казалась она ему раем. Или землей обетованной с молочными реками и кисельными берегами. Или чем-то еще в том же роде.

Он был готов на все, лишь бы там оказаться, — законно, а не разыскиваемым нелегалом. В буквальном смысле на все... Он заявил без обиняков сразу после знакомства: дескать, догадывается, откуда я прибыл. И готов помочь, чем угодно и в чем угодно. Не из альтруизма, разумеется: платой послужит его возвращение в нормальный мир нормальных людей, именно так он дословно и выразился.