Темные игры – 3 (сборник)

Я лежал. Смотрел на небо, словно надеялся, что кто-то там, наверху, подскажет верный ответ...

Ответа не было.

Попытка номер семь

Москва-Сити, башня «Евразия», 10.06.2014

Фотоэлемент на раздвижных дверях сработал с легким запозданием. Казалось, не способная удивляться электроника все-таки удивилась: что делает тут, в Москва-Сити, этот старик? Здесь место для совсем других людей...

Владимир Алексеевич стоял, — сухощавый, прямой как жердь. И в своем старомодном отглаженном костюме со скромной планкой наград на груди действительно выглядел здесь чужим, инородным... Пришельцем из другой эпохи, из другой цивилизации.

Автоматика, будто сообразив, что старик упрям и не отступится, с легким шорохом раздвинула прозрачные створки.

В холле он сразу пошагал к лифтам, — не глазея по сторонам, делая вид, что дорога ему знакома и привычна. На самом же деле Владимир Алексеевич оказался здесь впервые. Но он прошел в лифт уверенно и насколько смог быстро, не дозволяя легкому недоумению секьюрити превратиться в заданный вопрос: кто он такой и по какой надобности сюда явился?

Лишь в кабине он позволил себе извлечь из кармана записку, свериться: не ошибся ли, туда ли пришел...

Записка была невелика и написана витиеватым, со множеством завитушек почерком. Владимир Алексеевич еще раз пробежался взглядом по строчкам:

Драгоценнейший!

К стыду и сожалению моему, наиважнейшие дела лишили меня сегодня возможности и счастья увидеться с тобой в оговоренный час в назначенном месте. Клянусь всеми известными мне клятвами, что в следующий раз подобная моя оплошность не повторится, и сообщаю, что в случае срочной надобности найти меня сегодня можно без малейшего труда в Москва-Сити, в бизнес-центре «Евразия», на семнадцатом этаже.

Навеки твой...

Подпись имелась, — роскошная, огромная, на всю оставшуюся половину листка, — но этот шедевр каллиграфии был нечитаем в принципе.

Ждать следующего раза Владимир Алексеевич не мог. Весной ему исполнилось восемьдесят семь и прожить еще двенадцать лет он не надеялся.

Он выпустил из пальцев край записки (она тотчас же обрела первоначальный вид небольшого свитка) и потянулся к клавише семнадцатого этажа. Однако прежде чем двери сдвинулись, в лифт проскользнули две дамы. Та, что помоложе, выглядела как сотрудница солидной фирмы со строгим дресс-кодом. Возраст второй Владимир Алексеевич определить затруднился бы, о нем лучше было бы спросить косметолога дамы и, возможно, пластического хирурга. Материальное ее положение определялось значительно легче, Владимир Алексеевич не знал: его пенсии за сколько лет хватит для приобретения хотя бы одну сережки из бриллиантового гарнитура дамы? — но подозревал, что люди столько не живут.

Дамы скользнули по нему взглядами — с тем же легким недоумением, что читалось в глазах охранников — и продолжили разговор так, словно рядом никто не стоял. Речь шла о льготной процентной ставке, но собирается ли дама неопределимого возраста кредитоваться, или же, напротив, вложить свободные деньги, Владимир Алексеевич не понял.

Он достал из кармана цилиндрический футляр, служивший хранилищем записке, и с легкой мстительностью подумал, что сейчас в глазах обеих дам загорится нешуточный интерес. Футляр был настоящим произведением ювелирного искусства — тончайшая чеканка по золоту, украшенная драгоценными камнями.

Ошибся — женщины продолжили деловую беседу, равнодушно глядя и сквозь старика, абсолютно их не интересующего, и сквозь его футляр.

«Они его попросту не видят...», — догадался Владимир Алексеевич. Стоило ожидать... И не только для двух попутчиц невидима эта вещь, иначе роскошный аналог конверта не дождался бы адресата на набережной Москвы-реки. Хоть встречи традиционно происходили на рассвете, но берег теперь не столь пустынный, как семьдесят пять лет назад, когда каменной набережной не было и в помине, а к воде спускались густо растущие ивовые кусты.

Москва-река, невдалеке от Дорогомиловского моста, 10.06.1939

Склон берега густо порос ивовыми кустами, был крутым и обрывистым.

Дальше дно реки понижалось столь же круто: в паре метров от береговой линии глубина уже «с ручками», — и оттого здесь никогда не купались малыши, любящие поплескаться на мелководье.

А ребята постарше выбирались сюда небольшой компанией тайком, родительским запретам вопреки. Поблизости не было других мест, где можно так же лихо нырнуть с обрыва «ласточкой».

Сегодня он пришел на берег в одиночестве, и не вечером, когда вода самая теплая, — ранним утром.

Иначе не успеть...