Темные изумрудные волны

Выйдя из машины, Андрей осмотрелся. Домовладение находилось на отшибе, рядом с ним находилось точно такое же, примыкающее к обрыву — дом и террасами спускавшийся по склону участок. С другой стороны — хозяйственная постройка — ангар с большими воротами, и довоенной постройки двухэтажный дом. Чуть поодаль ограда, за которой, в окружении деревьев и кустарников, виднелись корпуса санатория.

— Больше суток, — сказал Андрей, разминая затекшие ноги, — уже больше суток я не спал, не ел, не занимался любовью, — словом, не жил.

— Больше суток, — ответила в тон ему Катя, — уже больше суток я не слышу от тебя слов любви. Ты не говоришь, что сильно меня любишь, что жить без меня не можешь. Тебе что, все равно, что я у тебя есть?!

Тут их окликнул Василий. Они прошли на веранду, и он познакомил их с хозяевами. Иорам, который в свои пятьдесят пять был худосочен, юн и свеж, и Нина Алексеевна, его жена, полная и беленькая женщина, совсем как мама рядом с ним, — эти милые люди были искренне рады гостям.

Потом хозяева куда-то вышли, и Василий к ним присоединился, а гостям было предложено посидеть на веранде. В ожидании дальнейших событий Катя принялась дразнить Андрея упоминанием различных блюд. Сначала она осведомилась, под каким соусом он любит мясо, потом спросила, помнит ли он, какая была начинка у пирога, которым угощала бабушка, затем спросила, понравилось ли ему крабовое мясо и икра… На голодного Андрея обрушивались воображаемые куски жирной снеди. Наконец, он не выдержал, и пригрозил, что проглотит в сыром виде деревянный табурет по-абхазски, если не кончится пытка воспоминанием о еде, давно проглоченной.

Вскоре пришла Нина Алексеевна, а вместе с ней на столе появились легкие закуски — сыр, лаваш, зелень, бастурма, овощи. Катя попросила её не беспокоиться так сильно, потому что они с дороги совсем не проголодались, и Андрей под столом показал ей кулак.

После легкого обеда Иорам выдал ключ и, махнув рукой в сторону старенькой двухэтажки, лаконично сказал:

— Второй этаж, номер шесть.

Василий остался, а они, подхватив вещи, направились обживать свое временное пристанище.

Этот одетый зеленью домик хоть и являл вид разрушения, но дышал своеобразной прелестью. Потемневший кирпич, когда-то бывший красным, крошился в ожидании то ли капитальной перестройки, то ли сноса. Однако, в этом запустении, о котором говорили и стены, обвитые плющом, облупившиеся рамы и потемневшие стекла, и даже склоненный платан, облупившаяся кора которого шелухой покрывала густую траву, во всем этом чувствовался неизъяснимый шарм, который, за очень большие деньги пытаются воссоздать при постройке таверн «под старину».

В доме было десять небольших квартирок, в них жили работники санатория.

— Мне тут нравится, — сказал Андрей, оказавшись в шестом номере. — Келья с белеными стенами.

Это была небольшая квартирка, точнее, комната с двумя узкими окнами, обстановка которой состояла из железной кровати, старого, довоенной поры, комода, заставленного смешными аляповатыми скульптурками того же периода, стола, двух венских стульев, и покосившегося шкафа. У входа висело старое мутное зеркало, изображение в котором расплывалось и терялось, казалось, что смотришься в колодец. Еще была тумбочка с облупившейся полиролью, а на ней стоял старенький черно-белый телевизор.

— Я думала будет хуже. Я ожидала увидеть поселок и глинобитный забор, а здесь горы и лес. До моря далековато, зато дорога красивая.

Она присела на краешек кровати. То была громадная железная конструкция довоенной сборки размером со средний авианосец. Металла в ней было столько, что можно было бы огородить если не городское, то, по крайней мере, районное кладбище. На такие мысли Андрея натолкнули завитки и завитушки на спинках кровати, напоминавшие украшения могильных оградок.

Подперев ладонью подбородок, Катя спросила:

— Ну, что? Жизнь налаживается!?

Андрей опустился перед ней на колени, обнял её ноги. Прежде чем он успел заговорить, она по его взгляду поняла, что он её любит и желает её.

— Ты всегда будешь со мной, — сказал он.

Она склонилась над ним, окутывая его теплотой своего тела, своей любящей души, и слегка взъерошила его волосы.

— Всегда быть вместе не могут люди.

Он ласкал её руки, точеные пальцы, слегка полные нежные ладони, пересеченные изящными, как арабески, линиями и переходящие у основания пальцев в округлые холмики. Очарованный, он не сводил с них глаз, пока она не прижала свои ладони к его щекам.

— Катенька… По твоей ладони я прочитал твою судьбу. Вернее, нашу судьбу. Мы всегда будем вместе.

— Ты так хочешь этого?

— Моё желание уже ничего не значит, — ответил он. — Тут так написано.

Её руки дрожали. Она слегка пошевелила ладонями, он поднял голову и увидел её влекущий, страстный взгляд.

— Андрюша… — едва слышно прошептали её губы.

Глава 18

Войдя в кабинет, Иосиф Григорьевич представился:

— Полковник Давиденко, областной ОБЭП.

Молодой мужчина, не старше тридцати пяти лет, высокий, темноволосый, встал со своего места и ответил на рукопожатие:

— Капитан Галеев. Присаживайтесь, Иосиф Григорьевич.