Темные кадры

В худшем случае мне удается выжить в очередном испытании.

В лучшем – мне удается отсрочить платеж.

Но в основе своей, с того момента, когда я узнал, что «Эксиаль» водит меня за нос, когда понял, что все предпринятое мною ради получения этой работы было бесполезным, что я напрасно украл деньги дочери, с того момента, когда мной овладела черная ярость, я только реагирую, стараюсь найти выход, но у меня вообще нет глобальной стратегии. Никакого плана, который включал бы в себя просчитанные последствия. Не гожусь я в преступники. Я не умею.

Я только отбиваюсь.

Кстати, если бы у меня была общая стратегия и она привела бы меня туда, где я сейчас оказался, мне пришлось бы признать, что это очень дурная стратегия.

Первое «сообщение» мне было передано.

Что ждет меня теперь?

Мне совершенно необходимо найти способ помешать второму «сообщению» до меня добраться.

Как ни странно, на мысль меня навел психиатр, которому было поручено проведение экспертизы.

Лет пятидесяти, в классическом стиле, склонный злоупотреблять профессиональным жаргоном, но незацикленный. Каждую свою фразу он выговаривает как истину в последней инстанции и придерживается очень высокого мнения о своем предназначении. И не так уж не прав. Вот только со мной овчинка выделки не стоит. Достаточно положить рядом мое дело и мою краткую биографию – вот вам и диагноз. От меня не потребовалось много усилий, чтобы убедить его в том, что он и так знает.

Что меня поразило, так это фраза, с которой он начал беседу: «Если бы вы захотели рассказать мне свою жизнь, что бы вы поведали в первую очередь?»

После нашего разговора я с головой погрузился в работу.

Поскольку писать я не могу, пришлось обратиться за помощью к Жерому: я диктую, он пишет, я перечитываю, он правит под мою диктовку. Продвигается довольно быстро, но только не для меня, хотя мне удается скрывать, что я вступил в гонку со временем.

Если все пойдет как надо, рукопись будет закончена через четыре-пять дней. Я раскручиваю мою историю. Многое добавляю, вношу символическую жестокость, пишу от первого лица, стараюсь добиваться нужного эффекта, кажется, получается неплохо. И навожу справки, какой из журналов может проявить интерес.

Мои отношения с Николь стали тяжелыми. Она очень угнетена, живет в атмосфере ожидания и угроз, видит, что у меня голова не тем забита. Николь совсем одна, ей очень плохо, а я ничем не могу ей помочь.

На той неделе:

– Я продам квартиру, – говорит мне она. – Я пришлю тебе бумаги, нужно, чтобы ты подписал и быстро отправил мне их обратно.

– Продашь квартиру? Но почему?

Я оторопел.

– Скоро суд с твоим бывшим работодателем, и, если тебя приговорят к возмещению ущерба, я хочу иметь возможность все оплатить.

– До этого еще не дошло!

– Нет, но скоро дойдет. И потом, эта квартира мне не нужна. Для меня одной она слишком велика.

Впервые Николь так ясно дает понять, что я, возможно, никогда больше не буду жить вместе с ней. Я не знаю, что сказать. Вижу, она сожалеет, что зашла так далеко и добралась до этой истины.

– И потом, надо платить за ведение дела, – продолжает она, пытаясь заговорить мне зубы.

– Но ведь никаких трат практически нет, адвокату платить не надо!

Николь поражена, и я не понимаю чем.

– Ален, я не говорю, что тебе там, в тюрьме, легко приходится, но ты совсем оторвался от реальности!

Наверняка у меня лицо человека, до которого не доходит, о чем речь.

– Я не хочу, чтобы Люси работала задарма, – жестко добивает меня Николь. – Я хочу, чтобы она получала плату. Ведь она бросила работу, чтобы заняться твоей защитой, и залезла в свои сбережения, чтобы восполнить зарплату, которой у нее больше нет. И…

– И что?

Раз уж на то пошло… Николь решается:

– И мэтр Сент-Роз стоит ей очень дорого. Очень дорого. И я больше не хочу, чтобы она платила.

Эта информация меня ошеломила.

После Матильды теперь Люси лезет в долги ради отца.

Я не смею взглянуть Николь в лицо.

А она мне.