Снаружи дом был отделан так, чтобы сливаться с природой, но внутри на вошедшего обрушивались яркие цвета и невероятные узоры. Коврики были выкрашены в головокружительные оттенки желтого и синего, в кривоватой вазе стояли лесные цветы. Перила обмотаны электрической гирляндой.
Потом мой взгляд переместился на стены. Помню, как Руби говорила, что слишком опасно хранить фотографии «пси»-детей, которым довелось тут жить. И время, проведенное здесь, не имело значения. Они с Лиамом тогда собирались предложить детям оставлять здесь рисунки или поделки – чтобы и дом, и его жители никогда о них не забывали.
Так и получилось.
Множество картинок в разномастных рамках были теперь развешены в большом коридоре и на стенах вдоль лестничных пролетов. Основной «натурой» стало само Убежище – в виде карандашных рисунков или акварели, кто-то предпочел автопортреты. А еще было множество браслетов и кухонных прихваток, вышитых надписей, сделанных из бусин искусственных цветов и улыбающихся рожиц. Лиаму и Руби оставалось только найти для них место.
Последним изображением на стене был выполненный пастелью точный портрет невысокой темноволосой девушки и длинного светловолосого парня – они держались за руки и улыбались. Мое лицо отразилось в стекле, а в следующее мгновение я увидела вместо себя Лиама с его бесхитростной и гордой улыбкой.
– Ты не против… – И Лиза показала на аккуратно выстроенную в ряд обувь: кроссовки, сандалии, сапоги всевозможных размеров. Я сбросила кроссовки и поставила их возле пары перепачканных грязью красных резиновых сапог.
В гостиной был включен телевизор, из динамиков доносилась бодрая, ритмичная песня. Там сидело человек десять, не меньше. Взгляды детей были прикованы к экрану, на котором шел неизвестный мне мультфильм. Когда мы проходили мимо, из комнаты вышла девочка. Она устало потерла глаза и потопала в сторону ванной.
Поравнявшись с нами, она резко остановилась, замотала головой и вытаращила на меня глаза:
– Зу?
Я застыла.
«О боже, – подумала я, – она видела взрыв, она думает…»
Но девочка не отскочила в испуге – наоборот, на ее лице расцвела широкая улыбка.
Я так обрадовалась, что чуть не разревелась от облегчения прямо перед ней.
– Ага, привет.
Она вцепилась в мою руку и принялась ее энергично трясти. И я не понимала, что привело ее в такой восторг.
Девочка не отводила от меня глаз, и вдруг ее лицо стало сосредоточенным, очень серьезным.
– Ты по-прежнему любишь лошадей?
– Я… что? – Я моргнула.
– В интервью ты говорила, что любишь лошадей, – пояснила девочка. – Какие породы тебе больше всего нравятся: арабские скакуны, першероны, клайсдейлы, липицианцы или какие-нибудь еще?
Лиза рассмеялась.
– Прости, Саша, сейчас она занята. Нам придется ненадолго ее украсть.
– Ладно! – кивнула Саша и еще раз встряхнула мою руку. – Можешь приходить в нашу комнату – она синяя – и тогда поговорим побольше!
– Ладно, – озадаченно сказала я, а девочка, стукнувшись ладонями с Джейкобом, отправилась дальше.
Я вопросительно посмотрела на обоих сопровождавших.
– Давай мы просто все покажем – объяснять будет дольше, – проговорила Лиза. – К тому же это по пути.
Коридор привел нас к столовой, потом мы свернули в сторону кухни, И вот Лиза остановилась у доски для объявлений, на которой были приколоты вырезки из газет и журналов. И с каждой фотографии улыбалось одно и то же лицо.
Моe.
– Ух ты… это…
Слова не находились. Я уставилась на десятки фотографий с моих выступлений и публичных фотосессий, на статьи обо всех мероприятиях, в которых я участвовала.
– Извини, – сказала Лиза. – Надеюсь, ты не сердишься. Ты же знаешь, какой Лиам. Думаю, он просто хотел… чтобы все тебя знали.
– Наверху есть такая же доска о Чарли, – добавила девушка. – Но та поменьше. О нем пишут не так много, как о тебе… писали.
Над массивным кухонным столом висел старый, поцарапанный автомобильный колпак, снятый с фургона, который был спрятан в лесу рядом с другим озером. Я отвернулась, не в силах больше на него смотреть.
– Куда дальше?
– Сюда. – И Джейкоб кивнул на дверь в другом конце кухни.
В маленькой комнате – ее пристроили позже – было гораздо холоднее, чем в остальном доме. И это при том что всю заднюю стену занимали серверные стойки. Встроенный стол, заставленный мониторами и другим компьютерным оборудованием, оккупировал почти половину свободного пространства.
В центре этого технического царства сидел Мигель и колотил пальцами по клавиатуре, словно по клавишам пианино. Он вращался туда-сюда в своем кресле в такт песне, которая глухо доносилась из его огромных наушников.
Когда мы вошли, он поднял голову – экраны подсвечивали его загорелую кожу, и лицо парня будто светилось.
– Приветик, Зу! Давно не виделись! – завопил он, перекрикивая музыку, звучавшую у него в наушниках, и не переставая печатать.