– Делать то, что кажется неправильным, ради верной цели. – Приянка всмотрелась в огни пропускного пункта. – В конце концов, понимаешь, что жить можно только по правилам, которые создаешь для себя сам.
– Ты можешь прикрыться обстоятельствами. Но жить так всегда невозможно, – возразила я. – Люди должны отвечать за свои поступки. Должна быть система. Мы заботимся о ней, а она заботится о нас.
– Возможно, – согласилась она без капли иронии в голосе. – Хотя я не знаю. Но в последнее время вести себя ответственно означает самому набросить себе на шею петлю и надеяться, что люди, которые нас ненавидят, не станут ее затягивать. Если система порочна, как ее исправить, если ты сам заперт внутри нее?
– Но если у этой системы есть потенциал, разве не стоит все же попытаться что-то сделать? Или ты предлагаешь полностью ее разрушить, понадеявшись, что следующая попытка будет лучше? – спросила я. – Я лучше буду работать с тем, что есть, и даже в неидеальной системе попытаюсь создать пространство для себя, чем выйду из игры, вообще отказавшись участвовать.
Роман подошел ближе, глядя на нас обеих с легким беспокойством. Но это была скорее дискуссия, чем ссора. Приянка подтвердила это, приобняв меня за плечи.
– А ты как думаешь? – спросила я парня с искренним любопытством.
Как обычно он тщательно обдумал слова, прежде чем заговорить.
– Иногда разорвать порочный круг – означает разрушить систему, – сказал Роман. – Но разрушая систему, ты всегда разрываешь порочный круг. Разница лишь в степени уверенности.
– Мы, конечно, можем философствовать и дальше, – проговорила Приянка, забирая у него канистру с бензином. – Но давайте-ка попытаемся перейти границу, пока на шоссе не появился какой-нибудь патруль.
Вслед за Романом, который двигался почти бесшумно, мы углубились в лес по правую руку от шоссе. Я ожидала, что мы просто отойдем подальше от дороги, так, чтобы нас нельзя было заметить от зданий КПП. Но мы продолжали пробираться все глубже в лес и шли так долго, что я стерла себе ноги до кровавых мозолей.
Постепенно глаза привыкли к кромешной тьме. Сначала я начала различать очертания деревьев и высокую фигуру Романа, потом смогла даже рассмотреть прожилки на листьях и складки на футболке, прилипшей к мускулистому телу парня.
– Хочешь, Роман покажет фокус? – прошептала Приянка, которая явно заскучала.
Я подняла брови.
– Эй, Ро, который час? – спросила она как можно более непринужденным голосом.
– Нет. Мне не нравится эта игра, – сообщил он.
– Это не игра, – торжественно поклялась она. – Я просто хочу знать. Есть причина.
Роман с подозрением оглянулся на нее, придерживая лямки рюкзака.
– Причина?
– Действительно, по-настоящему важная причина.
Он еще раз оглянулся на нее, а затем поднял взгляд к небу:
– Час тридцать пять.
Как только парень повернулся к ней спиной, Приянка достала телефон-раскладушку и с торжествующим видом показала мне цифры на его экране. 1:36 утра.
Я фыркнула, что заставило Романа еще раз оглянуться.
– Мошку… проглотила, – пояснила я. – Может, мы уже достаточно далеко забрались? Ты ищешь какую-то конкретную секцию ограждения?
Он передвинул повыше рюкзак с припасами, потом отцепил от него болторез.
– Нет. Просто надеюсь найти секцию, где нет заграждения.
– Почему? – спросила я. – У нас есть болторез.
– Потому что, – тихо сказал он, – портить правительственную собственность и переходить границу между зонами без разрешения – это тяжкое преступление.
Приянка внезапно принялась изучать что-то чрезвычайно интересное в своем телефоне.
Я скрестила руки на груди, пытаясь придумать ответ. Конечно, он заметил, как я реагирую на такие вещи и как мне становится не по себе. Роман почти ничего не упускал – или вообще ничего. Я много времени провела под прицелом камер, на глазах у тысяч слушателей. Я знала, каково это – когда тебя знают. Но он
– Так вот что тебя волнует? – небрежно проговорила я. – Для той, кого уже обвинили в убийстве, измене и терроризме, нелегально перейти границу легче легкого? Вот, давай я все сделаю сама. – Я протянула руку к болторезу.
Тогда, глядя в камеру беспилотника, я сказала именно то, что думала. Сейчас, когда мои друзья пропали или вынуждены скрываться, а моя репутация уничтожена, мне нечего было терять. У меня еще оставался шанс вернуться в правительство, восстановить справедливость. И вероятно, когда-нибудь
– Давай, все же я? – предложил Роман. – Я не настолько хорошо себя контролирую, как ты, но могу попробовать. По крайней мере, тогда тебе не придется брать на себя и это тоже.
– Все в порядке, – сказала я ему. – Я хочу это сделать.
Что заставило меня решиться? Возможно, его обеспокоенное выражение лица, то, как он сжимал кулаки, прижимая их к себе, этот жест доброты. Электричество, гудевшее в сетке ограждения. Мое сердце отзывалось на это встревоженными толчками.