Темные отражения

Когда я наконец пришла в себя, мы по-прежнему смотрели друг на друга. На мгновение мне показалось, что в остекленевших глазах Сэм я вижу собственное отражение. Саманта смотрела не на меня. Она глядела на пыль, проплывающую в воздухе над моей головой. Я уже знала этот пустой взгляд. Такой же много лет назад был у моей матери.

– Ты новенькая? – спросила она, испуганная и удивленная одновременно. Сэм оглядела меня сверху донизу, а затем глубоко вздохнула, точно человек, который надолго задерживал дыхание. – Должно же быть у тебя какое-то имя?

– Руби, – прошептала я. Это было последнее слово, которое я произнесла почти за год.

Глава четвертая

Очнулась от того, что кто-то вытирал мне лицо влажной прохладной тканью под звуки мягкого женского голоса.

– Все в порядке, – сказала она. – Все будет хорошо.

Не знаю, кого незнакомка хотела купить своей сладенькой ложью, но со мной этот номер не прошел.

Я позволила вновь положить себе на лоб влажное полотенце. Женщина наклонилась ближе, и я почувствовала исходящее от нее тепло. Пахло розмарином и чем-то давно забытым. Ее рука на секунду легла поверх моей, и это оказалось больше, чем я могла вынести.

Мы не дома, и эта женщина не моя мама. Я тяжело задышала, пытаясь сдержать нахлынувшие чувства. Плакать нельзя. Ни перед этой женщиной, ни перед другими взрослыми. Нельзя доставлять им такое удовольствие.

– Тебе все еще больно?

Я открыла глаза, но лишь потому, что женщина поочередно оттянула мне каждое веко, посветив в зрачки фонариком. Я хотела закрыться руками, однако запястья оказались пристегнуты к кровати с помощью липучек. Бороться было бесполезно.

Женщина цокнула языком и отступила назад, унося приятный цветочный аромат вместе с собой. В воздухе запахло перекисью и антисептиком. Теперь я точно знала, где нахожусь.

Звуки накатывали волнами. Ребенок кричал от боли, по белому кафельному полу шлепали чьи-то ботинки, скрипели колеса каталок… Я чувствовала себя так, словно лежу над тоннелем, прижав ухо к земле, и вслушиваюсь в шум проезжающих подо мной машин.

– Руби?

Женщина была одета в голубой медицинский костюм и белый халат. Учитывая бледную кожу и светлые волосы, она становилась едва различима на фоне белой, окружающей койку занавески. Поймав мой взгляд, незнакомка улыбнулась. Приятной, открытой улыбкой.

Это был самый молодой врач, которого я когда-либо видела за время пребывания в Термонде. Хотя, по правде сказать, количество моих посещений лазарета не превышало число пальцев на одной руке. Первый раз я слегла с кишечным гриппом и обезвоживанием после того, что Сэм окрестила «впечатляющим извержением кишечника», и еще раз с растяжением запястья. Причем и в тот, и в другой раз после ощупывания старыми морщинистыми руками я чувствовала себя гораздо хуже, чем до попадания в лазарет. Ничто не излечивает быстрее, чем мысль о старом извращенце, от рук которого пахнет лимонным мылом.

Эта женщина – она была почти нереальна. Все в ней.

– Меня зовут доктор Бегби. Я волонтер из «Леда корпорейшн».

Я кивнула, глядя на значок в виде лебедя, приколотый к нагрудному карману ее халата.

Девушка придвинулась ближе.

– Мы представляем собой большую компанию, которая проводит исследования и присылает докторов, для того чтобы помогать таким, как ты, в лагерях. Если хочешь, можешь звать меня просто Кейт, без всяких формальностей.

Конечно, мне хотелось. Я уставилась на протянутую руку. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь биением крови у меня в ушах. Неловкий момент миновал, и доктор Бегби убрала руку обратно в карман. Однако перед этим она успела провести пальцами по моей левой руке, пристегнутой к поручню кровати.

– Ты знаешь, почему находишься здесь, Руби? Помнишь, что произошло?

До или после того, как башня попыталась поджарить мой мозг? Я не могла сказать этого вслух. Когда дело касалось взрослых, лучше было держать рот на замке. Они обладали способностью слышать одно, а думать совершенно другое. Так зачем предоставлять им лишнюю возможность навредить?

Прошло восемь месяцев с того момента, как я в последний раз с кем-то разговаривала, и потому не была уверена, что помню, как это делается.

Доктору каким-то образом удалось снять вопрос прямо у меня с языка.

– Они включили контрольный сигнал после того, как в столовой началась драка. По-видимому, ситуация… немного вышла из-под контроля.

Это все объясняло. Белый шум – он же контрольный сигнал, как его называло начальство лагеря, – был создан для того, чтобы держать нас в повиновении. Так они говорили. Собаку подзывают свистом, а для нас создали звук, вынести который под силу лишь уникальному мозгу.

Они включали его по любому поводу, из-за любой малости. Кто-то случайно использовал свои способности или в одном из боксов завязалась ссора. В обоих случаях власти направляли звук в то место, где произошел инцидент. Если белый шум включили по всему лагерю, чтобы его мог слышать каждый, значит, дела и впрямь вышли из-под контроля. Должно быть, в этот раз искра могла разжечь настоящий бунт.