Темные празднества

Я поворачиваюсь, чтобы рассмотреть в зеркале проделанную им работу. На мне – туфли на каблуках, темные бриджи, красный дублет и черный плащ; в мои ножны вставлена рапира. Я поднимаю голову, чтобы увидеть мертвеца, глядящего на меня через стекло.

До меня доносится приближающийся звук семенящих шагов, напоминающих порхание птиц, и я направляюсь к дверям. Эсме, служанка Софи, обутая в широкие паттены, спотыкается и падает в мои объятия. Как только она выпрямляется, я отпускаю ее, вспоминая, что Фрэнсис, поддразнивая девушку, порой обнимал ее так долго, что на ее лице выступал румянец. Щеки у Эсме порозовели от морозного воздуха, и она прячет подбородок в шаль, исподлобья меня рассматривая. Я поразительно похож на Фрэнсиса. Богатый наряд усугубляет это сходство, и Эсме очень сложно скрыть удивление, видя мой яркий образ.

– Хозяин велел мне привести вас, сэр, – передает она.

Эсме покидает комнату, и ее уходящую фигуру плавно задерживают пышные шерстяные юбки и взгляд, который она на прощание бросает мне через плечо. Я мысленно добавляю ее во все растущий список вещей, которые украл у брата. Шаги слуг на первом этаже и ржание лошадей напоминают барабанную дробь. Дверь в мою старую комнату приоткрыта, и я рассматриваю узкую кровать, потертый ковер и перерытый шкаф. Заглядывая туда глазами моего брата, я вынужден признать, насколько убого и непривлекательно все это выглядит.

Через окна, расположенные наверху лестницы, виден вход в дом, где Стивенс привязывает сумку Фрэнсиса к чужой карете. Мою сумку. Я борюсь с желанием выскочить через распахнутую входную дверь и бежать, бежать. Мысль о том, что и Фрэнсис испытывал это непреодолимое желание, однако примчался лишь к преждевременной гибели, выталкивает меня в гостиную, где я, незаметный для всех присутствующих, колеблюсь на пороге.

Отец и Софи перешептываются о чем-то с судьей Персивалем, который наконец приехал, чтобы меня увезти. Судья уже заработал себе репутацию к тому моменту, когда восемнадцать лет назад король Карл упразднил охоту на ведьм. С тех пор колдуньи превратились в забытую историю, детскую сказку на ночь. Однако нынешние разногласия их воскресили.

Судья стоит ко мне спиной, и все, что я вижу, – это его белый воротничок и густые каштановые волосы. За спинами у отца и Софи пылает камин, и они растворяются на янтарном фоне.

– Ассизы состоятся через двенадцать дней, в день святой Иларии, в Йорке, – разносится по комнате сдержанное объявление Персиваля.

– Неблизко, – замечает Софи.

– Я должен вершить правосудие во всех судах, как бы далеко они ни находились, – объясняет Персиваль. – У меня нет права возражать, по крайней мере, сейчас, пока мои ожидания так скромны.

Софи выражает ему сочувствие. Изгнание короля из Лондона привело к тому, что Персиваль был уволен из ныне распущенной Звездной палаты, пока Парламент оценивал, в чем именно заключалась его лояльность. Лишь в последнее время он начал снова зарабатывать, обеспечив себе место в комиссии в качестве судьи на ассизах.

«Не более чем карьерная ступенька», – фыркнул Стивенс прошлой ночью. Парламент утверждает, что корни появления сверхъестественного – в нашей праздности, и ходят слухи, что и сам король – ведьмак. Если Парламент добьется своего, то не за горами день, когда Персиваль возобновит свою комиссию по охоте на ведьм.

Отец прерывает его, закашлявшись. Север сильно пострадал во время войны, и я втайне надеюсь, что он выразит беспокойство по поводу того, что еще одного его сына втягивают в конфликт. Но вместо этого он делится своим негодованием по поводу того, что потерял партию древесины во время осады Парламента в Йорке, в прошлом году.

Софи нетерпеливо дергает себя за прядь волос. Ее пальцы – длинные и изящные, примерно такие же были и у ее сына. Ладонь женщины скользит, чтобы погладить медальон с фотографией Фрэнсиса, висящий у нее на шее на тонкой черной ленточке. Отец стискивает зубы, и по его молчаливой команде она выпрямляется и опускает руки. Папа чешет заостренную бороду пальцами, покрытыми мозолями еще со времен работы подмастерьем, пока не замечает меня, и его взгляд перемещается с моего лица на мой красный наряд. Хотя он и сохраняет стоическое выражение лица, глаза его темнеют, словно он вспомнил о монетах, с которыми ему пришлось расстаться, чтобы заплатить городским олдерменам в обмен на то, чтобы они закрыли глаза на предательство Фрэнсиса.

Я отдаю дань памяти умершему, заявив о своем присутствии. Софи еще крепче сжимает медальон, висящий на шее. Персиваль оборачивается, и у меня перехватывает дыхание от его взгляда. Несколько лет назад Фрэнсис уже виделся с судьей, но то, как хладнокровно тот оценивает мои черты, убеждает меня, что он способен заметить тонкие различия в нашей внешности, например, шрам над моей бровью или тот факт, что глаза и волосы у меня темнее, чем у брата.

– Вы очень похожи на своего брата, – замечает он, когда я приветственно снимаю шляпу. Я пользуюсь этим коротким моментом, чтобы восстановить дыхание.