Ксения удивлялась. Удивлялась и… млела. Не помня себя, она льнула к его рукам, то подчиняясь им, то становясь неподатливой, когда те усиливали нажим. Глаза ее полузакрылись, она целиком отдалась странной неге и даже не сразу разобрала, что он ей говорит.
— Я хотел бы размять вашу грудь.
Она встрепенулась, выныривая из мира грез.
— Что?
— Я хотел бы размять вашу грудь, — повторил мягко Ракоци. — Разумеется, если вы позволите.
— Я… — Она прикусила губу. — Что ж, пожалуйста, если так надо. — Ей стало страшно, но тело словно само по себе изогнулось, а лопатки коснулись стенки купальни.
Сначала пальцы его словно замерли, потом осторожно легли на соски и затеяли круговое движение. Он, в мокрой до нитки мантии, по-прежнему стоял у нее за спиной, постепенно превращая массаж в пробуждающие вожделение ласки.
Ошеломленная, Ксения не могла бы с уверенностью ответить, нравится ей или нет то, что с ней происходит. Что-то гулко екало у нее животе в такт раскачивающим ее тело толчкам; это было мучительно и одновременно приятно, но она не знала, что из этого выйдет, и страшилась развязки, обмирая от сладкого ужаса перед ней и желая продлить этот ужас.
— Мне хотелось бы, — сказал он с придыханием, — прикоснуться к тому, что сокрыто внутри вас.
Она изумленно сглотнула слюну. Чудовищность предложения лишила ее дара речи.
Его руки тут же прекратили сладкую пытку и отдернулись от ее тела.
— Нет! — выкрикнула она. — Продолжайте!
Пальцы его моментально продолжили свое вкрадчивое и все расширяющееся исследование, потом снова замерли, чуть шевельнув сокровенные складки.
— Продолжайте же! — простонала, дернувшись, Ксения. — Это… это должно совершиться.
Она не стала уточнять, что имеет в виду, да в этом никто и не нуждался. Дерзостное вторжение едва не лишило ее чувств и подарило дивную муку, которая все нагнеталась. Разрешение от нее было упоительно бурным. Она забилась в сильных конвульсиях, он припал к ее горлу — и они разом ощутили восторг, освободивший обоих от бремени вечно терзающего каждого из них одиночества.
Письмо отца Краббе к архиепископу Антонину Катнелю, тайно вскрытое и прочтенное Юрием, наемным работником польского посольства в Москве.